В принципе мог бы и сам догадаться. Очевидных вариантов-то немного. Всего два, если быть точным. Заказ департамента и срочная доставка груза. Может быть, все вместе. Но в данном случае, как убедили меня Иван с Архипом, речь шла именно о подвернувшемся «жирном» рейсе, ради которого не грех сдвинуть или изменить цепочку доставок. Впрочем, возможность участия департамента в нашем скором выходе они со счетов не сбросили.
– Может, и их интерес тут есть. Кто ж нам скажет-то? – пожал плечами Архип.
– Узнаем после старта. Если капитан распечатает оружейку сразу за десятимильной зоной, значит, без особых заказчиков дело не обошлось. Верный признак. А до тех пор гадать бессмысленно… да и нежелательно, – высказался палубный старшина, закрывая тему.
Вот вроде бы Иван – простой как… как Иван, а на поверку, оказывается, весьма авторитетный дядька, не лишенный ни житейской мудрости, ни смекалки. И подчиненные его слушаются как родную маму, и офицеры его слова мимо ушей не пропускают. По крайней мере, когда я тем же вечером стал свидетелем разговора первого помощника с боцманом и палубным старшиной, офицер весьма внимательно выслушивал суждения обоих подчиненных по поводу каких-то нюансов загрузки одного из трюмов, а на следующий день матросы вместе с портовыми грузчиками работали в том трюме в полном соответствии с планом, предложенным боцманом и палубным старшиной.
Кстати, когда я узнал, над какой именно палубой Иван «старшинствует», большая часть вопросов о его авторитете отпала сама собой. А произошло это как раз после загрузки наименьшего из четырех имеющихся на «Фениксе» трюмов… крюйт-камера это, а не трюм. И первый помощник прислушался к рекомендациям палубного старшины, поскольку тот заведует огневой палубой. Так кому, как не ему, знать, как именно загружать крюйт-камеру, чтобы в случае необходимости можно было быстро и без ненужной суеты снабжать орудийную прислугу снарядами.
Да, корабли Вольного флота, находясь в порту Новгорода, обязаны сдавать боеприпасы и замки орудий в арсенал. Исключение делается лишь для транзитных транспортов, что задерживаются в Новгороде лишь для разгрузки или погрузки. И то, если фискалы капитана порта при проверке гостя обнаружат не опечатанную крюйт-камеру или, хуже того, заряженные орудия на палубе, ленивого торговца ждут бо-ольшие проблемы. И одним штрафом дело может не ограничиться. Иван рассказывал, что бывали случаи, когда городские власти конфисковали «кита» вместе со всем грузом, а капитану «резали» патент. А это уже хуже волчьего билета. С такой меткой только в каботажники идти или в каперы. Да и то официальные власти в любом порту на такого «резаного» капитана будут смотреть с немалой долей подозрительности, и о заказах с предоплатой или даже каким-то авансом он может забыть навсегда.
В общем, учитывая положение дел и должность Ивана, совмещаемую им с должностью командира призовой команды, тех самых абордажников, ничего удивительного в авторитетности палубного старшины не было. От того, как он командует орудийными расчетами, зависят жизни всего экипажа, а в случае взятия приза, на нем лежит ответственность за жизни призовой команды. Лихой дядька, этот самый Иван. Неудивительно, что Гюрятинич отправил в подмогу Хельге именно его.
Кстати, о Хельге… До самого выхода я ни разу не видел дочь моего опекуна на корабле. На самом деле я и других офицеров не видел по большей части. Исключение составил лишь второй помощник капитана. Неразговорчивый, как и двигателист Свен, отвечавший за машины аппаратов, расположенных на шлюпочной палубе, холодный и высокомерный, по мнению матросов, Святослав Георгиевич взял за привычку вызывать меня к себе в каюту, где коротко отдавал распоряжения на следующую подвахту, чаще всего поручая занять юнца делом боцману, и величественным жестом отпускал прочь.
Ни капитана, ни первого помощника, ни старшего штурмана я за эти несколько дней в глаза не видел. Чему нимало не расстроился. Как говорил один из дружинников
Надо сказать, что работа корабельного юнца не шла ни в какое сравнение с тем, как я упахивался на китовом кладбище. Нет, я вовсе не бездельничал, но и ощущения тотальной усталости, как это частенько бывало по вечерам на свалке, у меня не возникало. Так что по завершении работ на корабле у меня оставалось еще достаточно сил и, самое главное, времени для прогулок по городу, встреч с опекуном и Горскими.
– Все, Кирилл, лафа кончилась! – огорошил меня Кузьма Николаевич, едва туша дирижабля медленно поднялась над портом. Я непонимающе взглянул на боцмана, и тот усмехнулся: – Забудь, юнец, о времени суток, день и ночь отныне для тебя значения не имеют. Жить будешь по склянкам и вахтам. Твоя вахта, как тебе, несомненно, понятно, вторая. Ясно?
– Кхм… – Я нетвердо кивнул.
Заметив мою неуверенность, Кузьма покачал головой:
