…или о той папочке с газетными вырезками. Их Тельма собирала годами, и вряд ли подобная находка обрадовала бы Мэйнфорда…
…он сидел рядом.
Близко.
И в то же время – далеко, всецело погруженный в собственные мысли. О чем думает? О вчерашней ночи? О ней, по-хорошему, стоило бы забыть. О Тельме? Или о своих собственных проблемах, которых, надо полагать, у него немало?
Не хватало еще о нем беспокоиться.
То, что случилось вчера… не повторится.
Не с ним.
Пусть кто угодно… наркоман с третьего… или неудачник-актер с пятого, который раз в неделю обходит квартиры, прося денег в долг. Ему не дают, потому что не имеет он привычки возвращать долги.
Незнакомец с улицы.
Гаррет…
Нет, мысль о Гаррете вызвала тошноту, и Тельме пришлось зажать рот рукой.
Никогда больше.
– Все хорошо? – Надо же, Мэйнфорд заметил. – Остановиться?
Тельма покачала головой.
– Все… нормально…
– Может, доку покажешься?
Какая забота. Нет, не нужен ей целитель. Не поможет. Ходила она… когда верила, что если поговорить с кем-то, кто способен выслушать, понять… а они так и норовили в душу влезть, да с ногами.
Выяснить все.
Выспросить…
Нет уж.
– Я… в Архив загляну… вдруг найду что-то… по этим девушкам… список клиник… врачей… если им делал операцию один и тот же… его бы не оставили без внимания… но может, он сам целитель?
– Что? – Мэйнфорд нахмурился. Неужели мысль столь очевидная не приходила ему в голову.
– Ты говорил, что резали их аккуратно, – если думать о мертвых девушках, становится легче. – А это не так просто – сделать красивый надрез на коже. Чтобы не просто, но узором… и целителю доверяют… если он сказал, что нужно изменить лицо… если бы предложил сам… или еще агент.
Мама вспомнилась некстати.
Она ведь тоже делала операции, а Тельма и не знала. Если подумать, она очень многого не знала о своей матери, и теперь это незнание ранило. Будь у них еще время, мама рассказала бы… все бы рассказала.
О Старом Свете, откуда приехала.
Об отце Тельмы. Тельма никогда не спрашивала, ей это было не особо интересно, но, может, повзрослев – если, конечно, взрослела бы она не в приюте, а дома, – она стала бы задавать вопросы. И еще о тысячах вещей, о которых матери говорят дочерям.
Или не говорят.
– Светлячки всегда слушают агента… или почти всегда. Если ему доверяют. Но агент-целитель – это чересчур. А вот просто целитель… к которому присылают на прием… или сами они приходят… или он их находит… – Тельма говорила. Если она замолчит, то в машине вновь станет тихо, а тишина действовала ей на нервы. – Главное, что бесплатное лицо – это хорошая приманка…
Мэйнфорд кивнул и крутанул пуговицу на лацкане пиджака.
– Если это целитель… они бы молчали… светлячки капризны… сложно удержать на краю… но риск остаться с недоделанным лицом – хороший стимул хранить тайну… или даже… нет, в клинике он не стал бы держать. Много людей. Другие целители. Сестры милосердия. Уборщики… Кто-то да стал бы задавать вопросы. А вот дом… они ведь неплохо зарабатывают, те кто занимается пластикой. Тихий уединенный дом… оборудовать операционную где-нибудь в подвале не так и сложно…
Пуговица оторвалась и упала, покатилась куда-то под сиденье.
– Проклятие.
Мэйнфорд потянул за торчащие нитки, но пальцы его были слишком неуклюжи.
