красного же плаща.
Запах духов стал резким, тяжелым, но и сквозь него пробивался аромат альва.
Мэйнфорд запомнит его.
На всякий случай.
А пока он осматривался, подмечая еще детали. Алый зонт. Шляпка-ведерко с пучком атласных роз на ленте. Перчатки из лайки. Интересно, не то, чтобы Мэйнфорд так уж хорошо в женских перчатках разбирался, но фирму знал. Даром, что ли регулярно оплачивал счета от нее. Если перчатки и вправду от «Хермета», как о том свидетельствует крохотная бронзовая монетка, то стоят они не меньше полутора сотен. Откуда у скромной девушки такие деньги?
Вряд ли Джонни расщедрился.
Девушка нервничала.
Она расхаживала по прихожей, то и дело останавливаясь, чтобы бросить взгляд на изящные часики. Еще одна дорогая игрушка.
Еще один вопрос.
Стук в дверь заставил девушку вздрогнуть и нервным движением взбить волосы.
– Добрый день, – дверь она открыла сразу, и голос ее звучал в высшей степени любезно. – А, это вы миз… что вам нужно? Конечно, конечно… боюсь, Джонни нет дома… и когда появится – неизвестно. У него очередной эксперимент. Вы же понимаете, с его-то увлеченностью… о нет, не стоит беспокоиться. Мы сами разберемся… проходи, милая…
Эта девушка пахла страхом.
И неуверенностью.
Она была типичной провинциалкой, серенькой мышкой в перелицованном пальто, в огромной старомодной шляпе, завязанной под подбородком пышным бантом. Шляпу пытались оживить, украсив цветами, но самодельный букет лишь подчеркивал, что возраст шляпы, что ее убогость. Из-под широких полей выглядывали рыжие пряди.
И Мэйнфорд ощутил тень чужих эмоций.
Раздражение. Чувство собственного превосходства… девушки разглядывали друг друга.
– Что ж, дорогая, давай знакомиться, – первой по праву хозяйки заговорила Синтия.
– Нэсс, – гостья поставила на пол обшарпанный чемодан.
И шляпу сняла.
Рыжие кудри рассыпались по плечам. Она оказалась хорошенькой. Очень даже хорошенькой, и вновь эмоции захлестнули Мэйнфорда: глухая злость. Ненависть даже.
К той, которая сама не понимает, до чего прелестна.
Сколькие женщины отдают состояние, пытаясь добиться такого вот ровного цвета кожи! Белая, полупрозрачная. Нежная удивительно. Волосы густые и, несмотря на неухоженность, сияют здоровьем. Нос курносый, аккуратный.
Брови тонкие вразлет.
Глаза огромные, ярко-зеленые.
– Синтия, – наконец соизволила произнести Синтия, протянув руку.
– А я знаю. Джонни про вас писал. Я все-все письма читала… мама давала. С папой еще в прошлом году удар случился. Я думала, что Джонни на похороны позовут, но Вильгельм, это старший наш, сказал, что папа ясно выразился… они с женой теперь к нам переехали.
Голос ее звучал до того бодро, что зубы сводило.
– И мы с ней не очень ладим. Я думала, что если поеду, то Джонни поможет устроиться. Работы я не боюсь. Все-все умею…
– Конечно, милая. – Синтия изобразила улыбку. – Ты, наверное, устала с дороги. Хочешь чаю?
– Я б и поела чего, – прямо сказала Нэсс, отбрасывая волосы с лица. – Ты не думай, я к вам лезть не стану, но Джонни сам писал, чтоб если что, то к нему обращались. А Вильгельм решил меня замуж выдать за приятеля своего. А он натуральная скотина! И я вот решила, если что, то замуж всегда успею… вы ведь не торопитесь. Джонни еще когда про помолвку говорил, а вы…
Она позволила привести себя на кухню.
Осмотрелась.
– А ты ничего не печешь? Мама вот каждый день что-то печет… и я умею…
– Замечательно.
