Ничего.
Хотя она же не провидица, чтобы видеть через слова. Предметы – другое дело.
– Всегда дети из таких вот… неблагополучных районов… но из семей приличных. Относительно приличных, – поправился Мэйнфорд. – Поэтому и доходит до заявления. Я думаю, что на самом деле их гораздо больше, просто…
– Кому надо считать бродяг?
…или сирот.
– Да, – Мэйнфорд посмотрел на небо. – Если есть что… действуй, пока дождь не начался.
– Качели.
Старые. Их повесили, верно, лет десять тому. И веревки плотно вросли в плоть старой яблони. Ветвь ее прогнулась, вывернулась, будто дереву тяжело было держать и веревки, и пару дощечек между ними. Тельма провела пальцами по влажной пеньке.
Пустота.
…или все-таки…
Свирель дразнила, она была слышна, но так далека… а пахло не альвийскими духами, нет. Аромат свежих яблок. Откуда здесь?
Не важно.
Она села на качели, и дерево раздраженно заскрипело.
Тельма оттолкнулась, протянула руку, поймала жесткие пальцы Мэйнфорда. Хорошо, что он не знает, насколько она его ненавидит… хорошо…
…свирель звучала рядом.
Неназойливо.
Она звала за собой, но уходить со двора нельзя.
Тельма соскочила с качелей, едва не растянувшись в грязи, спасибо Мэйнфорду, удержал. Надо будет поблагодарить, потом, после, когда свирель замолчит.
Мальчишка на качелях просто сидел.
Бледный и длинный, будто росток, которому не хватило света. Он сгорбился и к дому спиной повернулся. А из дома доносились крики…
– …я горбачусь целый день! И имею право расслабиться! А ты…
– …скотина…
– Корова тупая!
Визг. И грохот, и вопль:
– Помогите!
Не помогут. Никто и никогда. И хорошо бы не слышать этих криков, не видеть ни матери, ни отца, которые, подравшись, помирятся за бутылкой виски.
Тельма не была им, восьмилетним мальчишкой, понимавшим слишком много для своего возраста, но в то же время явственно видела его чувства и желания. А еще слышала свирель. И голос ее обещал невозможное.
Он звал.
Куда?
В страну, где никогда нет дождя. Она скрыта за пологом туманов, она спрятана под зелеными коврами болот. В нее не приходит солнце, но разве оно так уж необходимо? Там горят костры, сотни и сотни костров, и у каждого будут рады гостю.
Там поют песни и пьют душистый яблочный эль, от которого на душе становится легко, весело. А по осени, когда приходит время отпускать туманы – их варят здесь же, в черных котлах, – открываются ворота, и тогда подземная страна может принять гостя.
Если конечно, он хочет.
– Билли! – хриплый голос заставил мальчишку вздрогнуть и обернуться. А ткань чужого воспоминания окрасилась гневом.
Как посмели его перебить?
Кого?
Потом. Мэйнфорд пусть разберется, а задача Тельмы – дать полноценный слепок.
– Билли, не слушай их! Подойди, Билли… что скажу…
