– ФСБ? А разве они не в доле?
– И что тогда ты от меня хочешь? – не выдержал Павел Петрович. – Я не собираюсь бороться с системой.
– Петрович, что я слышу? – не верил Зяблик.
– А что ты слышишь?
– Я рассказываю тебе об организованной преступности, синдикате убийств, в чьем списке присутствуют и убийства по политическим мотивам, а ты мне говоришь, что не станешь ничего делать?
– Пока ты мне рассказываешь только кое-что из своих фантазий. Когда у тебя будут улики, расскажешь о преступлениях, которые организовал Артемьев. Только запомни, улики, а не теория! Но и тогда готов поспорить, что его адвокаты докажут, кто именно сломал защиту и подменил программу. Ты пойдешь напролом, тебя самого или посадят, или грохнут, подменив твой мир виртуальным.
– Я не ношу в своей голове чип, – сказал Зяблик.
– Так как же ты собираешься расследовать дела по убийствам в Видениях, если даже не знаешь, что это такое? Как ты выйдешь на след, если в принципе не можешь его видеть?
– Я не сопливый мальчик и прекрасно понимаю, что будет. И за что. Но сделать вид, что ничего не происходит, я тоже не могу. Ведь я знаю, как убивают людей.
– Тогда думай. Прежде чем что-то сделать, думай. Никому не станет лучше, если тебя не будет. Кроме преступников.
– Хорошенький ты базис подвел, – заметил следователь.
– Какой есть, – развел руками начальник отдела. – Политические убийства всегда были и всегда будут. Я не могу их остановить. Но я и мои ребята можем остановить шпану, которая режет прохожих на улицах города. Можем остановить маньяка, который охотится на людей, как на дичь. Можем остановить преступные группировки, которые решили, что имеют право поделить наш город. И мы останавливаем их. И виновные садятся в тюрьмы.
Зяблик хмыкнул.
– Останавливаем? Петрович, что с тобой?
– А что со мной?
– Ты же всего на пять лет меня старше. Неужели ты не видишь, что происходит? Страну спихивают в канаву. И не только нашу. Насаждают всякую мерзость, а ты говоришь, что так везде, поэтому все это фигня. А мы делаем хорошее дело, и за это нам памятник. А все остальное пусть делает кто-то другой.
– Хм-хм, – усмехнулся Конев. – Это не я, это ты стареешь. Все, что ты сейчас рассказал, – просто мода. Помнишь, как нас за хэви метал гоняли? И что твои родители говорили про нас и наших одноклассников? А что сейчас я говорю про современную музыку? А молодежи нравится. И это нормально. Просто мир меняется. Мода меняется. Так всегда было. И самое смешное, так будет тоже всегда.
– Это вампиры мода? – спросил Зяблик. – Ну, хорошо. Согласен. Петушня – это мода. Пидоры всегда были. Содомский грех даже в Библии упомянут. Но, черт возьми, уж больно много желающих стало свою задницу подставить. Ну не может это нравиться нормальному мужику.
– Ты как маленький, ей-богу. Помидоры тоже раньше ядовитыми считали. Даже слышал, ими хотели какого-то французского короля отравить. А он трескал и нахваливал. А теперь мы все их едим.
– Ты что же хочешь сказать, что скоро мы все опидорасимся?
– Вот чудак-человек! С помидорами несколько лет прошло, между тем как попробовали и понравилось. А гомосексуализм десятки тысяч лет существует. И судя по всему, нравится не многим. Просто сейчас это стало модно. Вот народ и не стесняется. А даже наоборот. Пытается выпятить напоказ.
– Так откуда эта мода к нам пришла? – спросил Зяблик.
– Ну начина-ается, – протянул Конев. – Мировая закулиса виновата. И Видения тоже она нам подарила.
– А называй ее как хочешь, – сказал Зяблик. – Но, надеюсь, не станешь спорить, что устои нашего общества расшатываются. Мораль подрывается. Неспешно, методично. Наш патриотизм преподносится как имперские амбиции, наша культура – как доморощенные обряды, аляповатые народные промыслы; наука – как отсталая, техника – как устаревшая. И вообще, наша родина – клоака, где безнравственность и коррупция, воровство и нищета. Такую и защищать незачем. И, вообще, если она перестанет существовать, всем станет лучше. А мировая мораль нас не бросит. Поможет, накормит, научит. Нужно только слушаться, правильно понимаю?
Конев на мгновенье задумался и, тяжело вздохнув, сказал:
