– Это ещё не монстр, – возразил Шапиро, с не меньшим любопытством разглядывающий растянутый сгусток звёздного огня, по форме напоминающий банан. – Есть звёзды погорячее. Даже на нашем солнышке встречаются районы с большей температурой.
– Правда? – удивился Чаун. – Температура Солнца всего шесть тысяч градусов…
– Корона разогревается до двух миллионов, а в некоторых узлах до двадцати миллионов. Да и в центре Солнца целых пятнадцать миллионов. Так что мы видим ординарную струю плазмы. В центрах нейтронных звёзд вообще держится триллион градусов.
– Представить трудно. – Чаун виновато шмыгнул носом. – Я как-то не очень интересовался астрофизикой. Вы хотите сказать, самые горячие штучки Вселенной – нейтронные звёзды?
– Вспыхивающие сверхновые ещё горячей плюс квазары, те же нейтронные звёзды, даже чёрные дыры, точнее, падающая на них плазма, так что горячих объектов много.
– А какие всё-таки самые-самые?
Шапиро едва не брякнул: «Дырка в Омеге Кентавра», – но вовремя остановился.
– Квазары, наверно. Вообще самая высокая температура создавалась во время рождения нашего метадомена – десять в тридцать второй степени градусов. Ни при каких условиях внутри Метагалактики эту температуру создать невозможно, ядерные и термоядерные реакции намного холоднее.
Беседу учёных слышали все участники экспедиции, но поддерживать её не стали, и это был единственный момент во время всей экспедиции, когда Шапиро почувствовал себя специалистом-физиком.
Тульпаана Нтомбу не волновали физические аспекты и процессы, протекающие в ядре Млечного Пути. Но и ксенологические проблемы он решать не торопился, поддерживая подозрения Люсьена Леблана в том, что африканец ждёт неких указаний. От кого – можно было только догадываться.
Представитель ФАК связался с Шапиро рано утром – по независимому времени корабля, экипаж которого соблюдал двадцатичасовой суточный режим, рекомендованный для дальних полётов.
– Не разбудил, коллега? – влился в ухо физика грассирующий голос француза.
– Я не сплю, – буркнул Шапиро, раздумывая, принять душ или обойтись формальной чисткой зубов. – Мерещится всякая дребедень.
– Примите успокаивающее. Капитан дал добро на поиски сюрпризов.
До Шапиро не сразу дошёл смысл сказанного.
– Сюрпризов?
– Всё-таки вы ещё спите. Вчера мы говорили о поисках бомбы… или иного способа ликвидации спейсера.
– А-а… прошу прощения. Я уже прикинул возможные точки внедрения вирусов…
– Заходите, поговорим.
Пришлось быстро приводить себя в порядок, на что ушло в общей сложности пятнадцать минут. Кинув взгляд на звёздную сферу – если бы не фильтры и специальная обработка изображения, смотреть на этот безумный пылающий фейерверк было бы невозможно, – Шапиро влез в «кокос» и по-воровски выбрался из своей каюты, подумав мимолётно, что наблюдавший за всем, что происходит на борту, Платон, наверно, испытывает сейчас озабоченность, хотя вряд ли понимает, почему люди ведут себя иногда нелогично.
Люсьен пил горячий селенчай, полулёжа в кокон-кресле. Предложил стакан с изумрудной жидкостью гостю, привычно включил блокиратор прослушивания.
– Судя по выражению лица, у вас плохое настроение, коллега?
– С чего оно должно быть хорошим? – огрызнулся Шапиро. – Я эксперт по космологии и экзофизике, а не контрразведчик, а мне приходится заниматься следственными процедурами.
– Чем только не приходится заниматься, если хочется выжить, – философски пожал плечами Леблан. – Я тоже не контрразведчик, однако вынужден решать несвойственные мне задачи. О спасении человечества я никогда не мечтал. Но к делу, месье. Капитан нас поддерживает и со своей стороны обещает не допустить на борту никаких бунтов и инцидентов. Однако, чтобы ограничить подозреваемых в свободе действий, ему требуются доказательства вины подозреваемых, которых у нас пока нет. Наши убеждения и оценки «эола» не являются таковыми. Предлагаю следующую программу, первое: обыскать личные вещи участников экспедиции, которые и в самом деле не досматривались при их посадке на борт. Капитан подтверждает ваше предположение. Второе: наметить проверку систем корабля, которые могут быть подвержены наноатаке, и вовремя заменить их дублями. В первую
