Я милосерден. Из детей Фрайна погибает только старший — и то не от моей руки. Случайность, простая случайность…
Бросился спасать отца… Кажется, мальчишка был получше своего ублюдка-папеньки. Но меня это мало волнует. С утра я уже лежу у себя в кровати с повязкой на голове. Мне так плохо… Томми заходит, испытующе смотрит на меня, принюхивается к одежде…
— Алекс, а ты знаешь, что неподалеку сгорел замок?
— Не знаю. А он весь сгорел — или что-то осталось?
— От замка — пара камней, от его владельца — скелет. Сгорел в своей кровати, бедолага. А еще у него сын погиб. Бросился отца спасать…
— Вот горе-то, вот беда, — фальшиво сочувствую я. — Мы едем дальше?
Томми пожимает плечами.
— Едем. Но ты лучше во что другое переоденься. Костром воняет.
Я насмешливо вскидываю брови. Воняет? Костром? От меня?! Бред!
— Причудилось, наверное…
Приятель кивает. Но я все равно переодеваюсь. А в душе словно ровное серое марево. Все тихо, спокойно, равнодушно. Ни угрызений совести, ни сомнений — я поступил правильно.
Я судил, я приговорил — я не сожалею ни о чем. Мое право и моя воля.
И мой ответ. Когда-нибудь я отвечу. Или нет?
Альтверин мне понравился. Старый замок из громадных серых камней, острые башни, алые, словно кровью вымазанные крыши, плющ, который оплел стены от фундамента до чердака…
Красиво…
Зато внутри!
Благородная бедность?
Не-ет. Откровенная нищета. И иначе тут не скажешь. Выскоблено все так, что в каменных стенах свое отражение видно, ни пылинки, ни паутинки. Слуг — десяток, но все выглядят так, словно их корсетами утянули.
Управляющий же…
Шарен Клейт, высокий седовласый мужчина лет пятидесяти, встречает нас на пороге замка с хлебом в руках. Я, как положено, отламываю корочку, прожевываю, показывая, что всем доволен — не задираться же с порога, пока не выясню, что к чему.
Хлеб самый дешевый, мука серая, грубого помола, с комками — при королевском дворе такой и собакам не бросают. Ужин…
Старинная серебряная посуда, начищенная до блеска, — и еда, которой опять-таки постыдились бы кормить даже гостей столичного трактира. Хлеб ужасный, овощи прошлогодние, курица умерла страшной смертью то ли от голода, то ли от старости, говядину я смог разгрызть только потому, что зубы полудемона и кость перегрызут. Но разрезать я бы ее не взялся. Томми и Рене смотрят мрачно, но тоже покамест молчат. А Шарен говорит и говорит.
Он нам даже обрадовался — и рассказывает не переставая.
Как требуют из столицы и сколько требуют. Как считают недоимки и пишут о процентах на них, причем процент на процент. Как грабят караваны с податями, а им потом насчитывают еще за ограбленное…
Одним словом — сейчас Альтверин был таким именно по причине честности Шарена.
Мужчина делает все, что только может.
Продает последнее из замка, чтобы не драть семь шкур с крестьян. Нанимает дикое количество охраны, чуть ли не по двадцать человек на телегу — и только тогда обоз доходит до места. Пытается как-то пускать деньги в оборот, но куда уж тут, с королевиной- то родней…
Одним словом — он разоряет замок, чтобы хоть как-то поддержать людей.
Хотите — казните!
Вот моя голова, вот учетные книги… Все в вашей власти, мой принц.
И ведь не лжет. Ни капельки не лжет.
В итоге Томми, который терпеть не мог цифры, отправляется спать, а мы с Рене закапываемся в отчеты.
Клейт не лгал. Он ни в чем не солгал мне — и карать старика мне не хочется. Многие ли на его месте поступили бы так же?
