досягаемости. Сулла готовился покинуть Эборак, но вовсе не собирался вести легионы на север. Сулла не был трусом, но у любого человека можно найти что-то, чего он страшится. Комендант Эборака боялся Кормака из Коннахта, темноволосого вождя кельтских гэлов, который поклялся, что вырвет сердце из груди Тита Суллы и съест его сырым. Этим и объясняется то, что Сулла, сопровождаемый своей грозной стражей, отправился в конце концов на запад, в Башню Траяна. Воинственный комендант Башни Траяна Гай Камилл с радостью уступил ему свое место, предвкушая хмельную сладость кровавых сражений у подножия Стены.
Со стороны эти перемещения выглядели по меньшей мере странно, но римский легат редко наведывался на удаленный от метрополии остров, а Тит Сулла, с его богатством и выдающимися способностями к интригам, оставался высшей властью в Британии.
Бран, предугадавший все это, терпеливо ждал прибытия Суллы в Башню Траяна, остановившись в заброшенной хижине на краю болот.
Однажды вечером он шел, продираясь сквозь вереск, его мускулистая фигура отчетливо вырисовывалась на фоне пурпурного пламени заката. Он забрался в глубь болот дальше, чем намеревался вначале, но не спешил возвращаться – невообразимая древность этой сонной земли, которую он ощущал всем своим естеством, будоражила его воображение. Но что это? Здесь, в самом сердце болот, тоже жили люди – над самым краем трясины стояла покосившаяся хижина, сложенная из камыша и обмазанная глиной. В открытой двери хижины стояла женщина. Глаза Брана сузились от внезапного подозрения. Женщина не была старой, но в ее взгляде мерцала зловещая мудрость веков, ее одежда, убогая и рваная, и ее волосы, спутанные и всклокоченные, удивительно гармонировали с унылой мрачностью всего, что ее окружало. Алые губы незнакомки раздвинулись в улыбке, обнажая острые хищные зубы.
– Входи, мой господин, – сказала она, – если не боишься оказаться под одной крышей с ведьмой из болот Дагона.
Бран молча переступил порог и сел на заскрипевшую под его тяжестью лавку. В горшке, висевшем над огнем, кипело что-то съестное. Женщина сняла с полки ложку и нагнулась над горшком. Бран внимательно наблюдал за ее плавными, змеиными движениями, присматривался к ее остроконечным ушам, к странно скошенным желтым глазам.
– Что ты ищешь среди болот, мой господин? – спросила она, повернувшись к нему мягким, плавным движением.
– Я ищу Врата, – ответил Бран. – Врата в мир земляных червей.
Женщина резко выпрямилась. Горшок выскользнул из ее рук и разбился.
– Даже в шутку не надо так говорить, – тихо сказала она.
– Я не шучу.
Она покачала головой.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Понимаешь, – сказал он, – очень даже хорошо понимаешь. Мой народ очень стар, он владел этим островом еще до того, как из лона мира появились на свет кельты и эллины. Но он не был первым в Британии. Клянусь пятнами на твоей коже, твоими раскосыми глазами, кровью, которая течет в твоих жилах, я знаю, что говорю.
Она стояла неподвижно, ее уста улыбались, но глаза оставались непроницаемыми.
– Ты с ума сошел, человече, – наконец сказала она, – если пытаешься искать тех, от кого с криками ужаса бежали когда-то могучие воины.
– Я хочу отомстить, – объяснил он. – В этом мне могут помочь лишь те, кого я ищу.
Она снова покачала головой.
– Не те птицы тебе пели, и не те ты видел сны.
– Шипения змеиного я тоже наслушался, – огрызнулся он, – и не в снах дело. Хватит болтать. Я ищу звено, связующее оба мира. И я нашел его.
– Что ж, человек, пришедший с севера, я скажу, если ты настаиваешь, – снова улыбнулась женщина. – Те, которых ты ищешь, все еще живут под нашими сонными холмами. Они давно отделились от внешнего мира и не вмешиваются в дела людей.
– Но время от времени крадут женщин, заблудившихся в болотах, – сказал он, глядя в ее раскосые глаза.
Она злобно ухмыльнулась.
– Чего ты хочешь от меня?
– Чтобы ты отвела меня к ним.
Женщина откинула назад голову и залилась смехом, в котором явственно слышалось презрение. Бран схватил ее левой рукой за платье и потянулся второй рукой за мечом. Она смеялась ему в лицо.
– Руби и будь ты проклят, мой северный зверь! Ты что же думаешь, моя жизнь настолько сладка, что я буду цепляться за нее,
