– Так выпьем за здоровье ее призрака! – проревел он. Все оцепенели от страха.
Тогда заговорила Молль Фаррелл, и от слов, которые прорывались у нее сквозь стоны, мурашки бегали по спинам людей.
– Во имя дьявола проклинаю тебя, Джон Калрек! И Божье проклятие да будет на твоей душе навек! Желаю тебе повидать такие страны, которые выжгут тебе глаза и испепелят душу! Сдохнуть тебе лютой смертью и корчиться в аду трижды миллион лет! Морем и сушей, землей и воздухом, демонами топей, духами лесов, троллями холмов проклинаю тебя!
А ты, – ее костлявый палец ткнул в Лживую Губу, который отшатнулся и побледнел, – ты станешь погибелью Джона Калрека, а он твоей! Ты отправишь его к вратам ада, а он тебя – на виселицу!
Печать смерти я вижу на твоем лбу, Джон Калрек, – она говорила с такой настойчивостью, что пьяная насмешливость на лице Джона Калрека сменилась ужасом, – слышишь, то море рычит, чуя жертву, которую оно не станет хоронить. Видишь, снег лежит на холмах, Джон Калрек? Прежде чем он растает, труп твой ляжет к моим ногам. Я наступлю на него, и душа моя обретет покой…
На рассвете Калрек и его компания ушли в плавание, и Молль снова день за днем возилась в хижине или собирала хлам.
Она еще сильнее сгорбилась и похудела, глаза горели безумным блеском. Дни проходили прочь, и люди шептались, что ей недолго осталось, выглядела она скорее призраком, чем человеком. Однако она продолжала идти своим путем, отвергая всякую помощь.
Наступило короткое холодное лето, снег на холмах не таял – случай необычный, что вызвало много разговоров среди жителей деревни. На закате и на рассвете Молль ходила на берег, поглядывая на снег, который лежал на холмах, и с яростной настойчивостью всматривалась в море.
Дни снова стали короче, а ночи длиннее и темнее, и холодные серые приливы слизывали все с голых пляжей, а ревущие бризы несли дожди и мокрый снег с востока.
Однажды, холодным днем, в бухте бросил якорь торговый корабль. Все бездельники и гуляки сбежались на пристань, – это был корабль, на котором ходили Джон Калрек и Кануль Лживая Губа. По трапу крадущейся походкой сошел Лживая Губа, но Джона Калрека с ним не было.
В ответ на вопросы и удивленные восклицания Кануль лишь пожал плечами.
– Калрек сбежал с корабля в одном порту на Суматре, – сказал он, – поссорился со шкипером. Предлагал и мне идти с ним, но нет! Я хотел снова увидеть таких парней, как вы.
Лживая Губа чуть ли не умоляюще смотрел на гуляк. Неожиданно он отпрянул, увидев Молль Фаррелл, пробившуюся сквозь толпу. Мгновение они разглядывали друг друга. Затем сухие губы Молль растянула улыбка.
– Кровь на твоих руках, Кануль! – выкрикнула она так яростно, что Лживая Губа невольно уставился на свои руки и вытер правую о левый рукав.
– Убирайся, ведьма, – злобно оскалился моряк и бросился сквозь толпу, которая безмолвно расступилась перед ним. Мужчины последовали в таверну, обсуждая случившееся.
Следующий день был еще холоднее. Серый туман плыл с востока, заволакивая бухту. Опасно было выходить в море в такую погоду, и жители сидели по домам или рассказывали друг другу байки в таверне. Поэтому случилось так, что мой друг Джо, паренек моих лет, и я оказались первыми свидетелями удивительного события.
Безрассудные и несмышленые, мы сидели в лодчонке, болтавшейся у конца причала, оба дрожа от холода и надеясь, что другой предложит вылезти. Не было причины там оставаться – просто в лодке было здорово мечтать.
Внезапно Джо поднял руку.
– Эй, слышишь? – сказал он. – Кто это в такой денек плавает в бухте?
– Никто. Ты что-то услышал?
– Весла, если я не глухой. Слушай.
В тумане ничего не было видно, и я ничего не слышал. Джо, однако, клялся, что звук был; на его лице появилось странное выражение.
– Кто-то гребет, я тебе говорю! Весь залив гудит от весел. Дюжина лодок, не меньше! Болван, ты что, правда не слышишь?
Я не слышал. Тогда он наклонился и принялся отвязывать ялик.
– Я лично хочу посмотреть. Можешь говорить, что я врун, если там не целый флот, куча лодок! Ты со мной?
Я поплыл с ним, хотя ничего не слышал. Мы скользнули в серую муть, туман сомкнулся вокруг так, что мы плыли в размытом мире, ничего не видя и не слыша. Мы потеряли ощущение времени, и я проклинал Джо, который вовлек меня в эту нелепую прогулку. Она могла кончиться тем, что мы утонем в море. Я вспомнил девчонку Фаррелл и вздрогнул.
Как долго мы плыли, не знаю. Минуты сливались в часы, часы в столетия. Джо клялся, что слышит весла то рядом, то вдалеке, и
