Толстого в 20-ти томах (частях). Вышло в свет в 1911 г. 176 История с дневниками такова. Еще в 1890 г. В. Г. Чертков предложил Толстому пересылать ему его дневники для сохранения. Толстой тогда ответил отказом. 'Мне очень жаль, что не могу послать Вам дневники, – писал он Черткову 23 мая 1890 г. -…Не говоря о том, что это нарушает мое отношение к этому писанию, я не могу послать, не сделав неприятное жене или тайны от нее. Это я не могу… Дневники же не пропадут. Они спрятаны, и про них знают домашние – жена и дочери' (ПСС, т. 87, с. 27-28). В 1900 г., ввиду опасности изъятия дневников при возможном обыске, Толстой согласился на их хранение у В. Г. Черткова вне Ясной Поляны. С этого времени дневники пересылались Черткову и хранились в банке в Москве. Софья Андреевна многократно возражала против пересылки дневников Черткову, а в описываемые дни решительно потребовала их возвращения в Ясную Поляну. 'Его (Толстого.
– А. Ш.) дневники, – писала она Черткову 11-18 сентября 1910 г., – это святая святых его жизни, следовательно, и моей с ним, это отражение его души, которую я привыкла чувствовать и любить, и они не должны быть в руках постороннего человека' (цит. по кн.: А. Б. Гольденвейзер. Вблизи Толстого, т. II, с. 293). С согласия Толстого дневники были изъяты у Черткова и помещены в особом сейфе тульского банка. 177 'Дневник для одного себя', записи от 25 и 27 октября 1910 г. (ПСС, т. 58, с.
143).
178 Текст письма: 'Отъезд мой огорчит тебя. Сожалею об этом, но пойми и поверь, что я не мог поступить иначе. Положение мое в доме становится, стало невыносимым.
Кроме всего другого, я не могу более жить в тех условиях роскоши, в которых жил, и делаю то, что обыкновенно делают старики моего возраста: уходят из мирской жизни, чтобы жить в уединении и тиши последние дни своей жизни'. Далее Толстой благодарит Софью Андреевну за совместную 'честную 48- летнюю жизнь' и просит ее 'помириться с тем новым положением', в которое ставит ее его отъезд, и не иметь против него недоброго чувства (см. ПСС, т. 84, с. 404). 179 ПСС, т. 58, с. 123-124. 180 ПСС, т. 53, с. 16. 181 Письма отцу написали все, кроме Михаила Львовича. Сергеи Львович писал: '…Я думаю, что мама нервно больна и во многом невменяема, что вам надо было расстаться (может быть, уже давно), как это ни тяжело обоим. Думаю также, что если даже с мама что-нибудь случится, чего я не ожидаю, то ты себя ни в чем упрекать не должен. Положение было безвыходное, и я думаю, что ты избрал настоящий выход…' Илья Львович: '…Я знаю, насколько для тебя была тяжела жизнь здесь… Но ведь ты на эту жизнь смотрел как на свой крест, и так и относились люди, знающие и любящие тебя. Мне жаль, что ты не вытерпел этого креста до конца…' Андрей Львович: '…Я знаю, что ты решил окончательно не возвращаться, но по долгу своей совести должен тебя предупредить, что ты своим окончательным решением убиваешь мать… Относительно же того, что ты говорил мне о роскоши и материальной жизни, которой ты окружен, то думаю, что если ты мирился с ней до сего времени, то последние годы своей жизни ты мог бы пожертвовать семье, примирившись с внешней обстановкой…' (цит. по кн.: С. Л.
Толстой. Очерки былого. Тула, 1975, с. 242-244). 182 Толстой писал А. Л. Толстой 29 октября из Оптиной пустыни: 'Главное, чтобы они (дети. – А. Ш.) поняли и постарались внушить ей, что… все ее поступки относительно меня не только не выражают любви, но как будто имеют явную цель убить меня, чего она и достигнет, так как надеюсь, что в третий припадок, который грозит мне, избавлю и ее и себя от этого ужасного положения, в котором мы жили и в которое я не хочу возвращаться' (ПСС, т. 82, с. 218). 183 Из Шамордино 30-31 октября Толстой писал Софье Андреевне: 'Свидание наше и тем более возвращение мое теперь совершенно невозможно. Для тебя это было бы, как все говорят, в высшей степени вредно, для меня же это было бы ужасно…
Советую тебе примириться с тем, что случилось, устроиться в своем новом, на время, положении, а главное, лечиться. Если ты не то что любишь меня, а только не ненавидишь, то ты должна хоть немного войти в мое положение. И если ты сделаешь это, ты не только не будешь осуждать меня, но постараешься помочь мне найти тот покой, возможность какой-нибудь человеческой жизни, помочь мне усилием над собой и сама не будешь желать теперь моего возвращения. Твое же настроение теперь, твое желание и попытки самоубийства, более всего другого показывая твою потерю власти над собой, делают для меня теперь немыслимым возвращение…
Возвратиться к тебе, когда ты в таком состоянии, значило бы для меня отказаться от жизни. А я не считаю себя вправе сделать это' (ПСС, т. 84, с. 407-408). 184 При отъезде из дома у Толстого не было определенного плана дальнейших действий. Сопровождавший его врач Д. П. Маковицкий первоначально предложил временно направиться в Бессарабию к знакомому рабочему И. С. Гусарову, который жил там с семьей в деревне. На это Толстой ничего не ответил. Боясь погони, они сели в Щекино на первый проходивший поезд в направлении ст. Горбачеве, а затем пересели на поезд, шедший до ст. Козельск. Оттуда они направились под Калугу в Оптину пустынь, вблизи которой, в селении Шамордино, в монастыре, жила сестра Толстого – Мария Николаевна. Здесь Толстой намеревался временно остановиться и даже сговорился с крестьянкой о найме избы. Но после совета с Д. П. Маковицким и прибывшими сюда А. Л. Толстой и В. М. Феокритовой было решено поехать в Новочеркасск к племяннице Толстого Е. С. Денисенко, бывшей замужем за членом судебной палаты И. В. Денисенко, достать через него заграничный паспорт и уехать в Болгарию, а если не удастся, то – на Кавказ. Однако в пути Толстой тяжело заболел и был вынужден сойти на ст. Астапово Рязано-Уральской ж. д., где нашел приют в доме начальника станции. 185 Письмо к С. Л. и Т. Л. Толстым от 31 октября 1910 г. из Шамордино (ЯСС, т. 82, с. 220-221). 186 А. Л. Толстая узнала о местонахождении отца по телеграмме, посланной им 28 октября вечером в адрес Черткова из Козельска за условленной подписью 'Николаев':
'Ночуем Оптиной. Завтра Шамордино. Адрес Подборки. Здоров' (ЯСС, т. 82, с. 215).
Одновременно Толстой отправил ей письмо: 'Доехали, голубчик Саша, благополучно.
Ах, если бы только у вас бы не было не очень неблагополучно… Стараюсь быть спокойным и должен признаться, что испытываю то же беспокойство, какое и всегда, ожидая всего тяжелого, но не испытываю того стыда, той неловкости, той несвободы, которую испытывал всегда дома'. Толстой просил привезти ему начатую им книгу 'Опыты' Монтэня, второй том 'Братьев Карамазовых' и роман Мопассана 'Жизнь' (см. ПСС, т. 82, с. 216). 187 В. Г. Чертков поехал в Астапово 1 ноября по вызову А. Л. Толстой, а также по получении оттуда телеграммы от Толстого: 'Вчера захворал, пассажиры видели ослабевши шел с поезда. Боюсь огласки. Нынче лучше. Едем дальше. Примите меры.
Известите. Николаев' (ПСС, т. 89, с. 236). 188 Имеется в виду вагон, прицепленный к экстренному поезду. В Астапово в нем приехали С. А. Толстая, Т. Л. Сухотина, Андрей и Михаил Львович Толстые, В. Н.
Философов, данковский врач А. П. Семеновский, а также сопровождавшие С. А.
Толстую врач-психиатр П. И. Растегаев и фельдшерица Б. И. Скоробогатова. На следующий день в Астапово прибыли И. Л. Толстой, А. Б. Гольденвейзер и И. И.
Горбунов-Посадов. 189 Телеграмма от 3 ноября 1910 г. (ПСС, т. 82, с. 224). 190 В последнем письме к С. Л. Толстому и Т. Л. Сухотиной от 1 ноября 1910 г.
Толстой писал: 'Прощайте, старайтесь успокоить мать, к которой я испытываю самое искреннее чувство сострадания и любви' (ПСС, т. 82, с. 223). 191 Заключительные слова рассказа 'Севастополь в мае' (1855): 'Герой же моей повести, которого я люблю всеми силами души… был, есть и будет прекрасен – правда' (ПСС, т. 4, с. 59). 192 Л. Н. Толстой скончался в 6 часов 5 минут утра 7(20) ноября 1910 г. 193 Намек на В. Г. Черткова и его единомышленников.
Зарницы памяти На русском языке опубликованы впервые в изд. 1976 г. по машинописи (на французском языке, без даты), сохранившейся в семье Т. Л. Сухотиной-Толстой в Риме. Ксерокопия машинописи находится в Отделе рукописи ГМТ. Перевод И. Б.
Овчинниковой.
В настоящем издании воспоминания печатаются не полностью (исключено несколько отрывков, повторяющих почти дословно главы из очерков 'Детство Тани…' и 'Отрочество Тани…'); порядок
