сделаешь — вопрос другой. Поразмысли, пока еще есть время!
Мне ничего не шло на ум. Даже если фея появится во плоти, даже если мне хватит сил выйти с ней один на один, как схватить и удержать ту, что способна уйти, как вода сквозь пальцы?
Взгляд мой упал на толстую циновку, которую плела ведьма, совсем как Анна, чтобы не тратить времени понапрасну во время беседы, и я задумчиво сказала:
— Знаешь, тетя, кажется, мне придется немного проредить твои полипы.
— Вот как? — подняла она густые брови. — Что ж… От них не убудет. Делай, что считаешь нужным, тебя они не тронут.
Я кивнула и выбралась из пещеры, обнажая кинжал. Мне нужны были самые молодые, самые цепкие и сильные… На ведьмину пещеру никто не покушается, обойдется зимой без этой защиты, а мне пригодятся ловчие плети…
Наверно, Эрвин страшно перепугался, когда увидел меня за рукоделием. Должно быть, он готовился заново пережить тот кошмар, когда они с братьями вернулись домой и обнаружили сестру за бесконечной работой, безмолвную и сосредоточенную.
— Марлин… — шепотом произнес он и коснулся моего плеча так, будто боялся — я вот-вот исчезну. — Что ты делаешь?
— Не видишь разве — плету сеть, — отозвалась я и кивнула на ворох морской травы, жесткой и прочной, а еще крапивы — тоже жесткой по осени, но еще не растратившей своей силы. — Если хочешь, можешь помочь теребить волокно. Сплести, как нужно, ты все равно не сумеешь, это наши секреты.
— Я думаю, — сказал Эрвин, взвесив на руке пучок травы, — ничья помощь не будет лишней. И если ты скажешь, что задумала…
Я только покачала головой:
— Будто ты не догадался сам.
— Кажется, догадался, — ответил он, и взгляд его сделался колючим. — А раз так, то нечего медлить…
Вот так и вышло, что всеми вечерами, а то и днями напролет мы просиживали на большой кухне, то разминая жесткие стебли (тут помогали мужчины, хотя близнецы и возмущались, что не родились для женской работы), то свивая грубые нити (здесь не было равных старой Берте и Мари), то выплетая сеть. Это уж было моей заботой — даже Берта не знала русалочьих узлов и узоров и только диву давалась, глядя на мою работу. А я следила за тем, как вплетается в простой вроде бы узор нить из моих с Селестой волос, ею спряденная, — для прочности, — а еще тонкая золотая струна с моей руки, из-под самой кожи…
— Уже скоро, — сказала я деревьям, когда сеть была готова, и я отнесла ее на побережье, спрятав на мелководье под камнем. Так было нужно, иначе травяные волокна живо бы высохли и сделались ломкими на воздухе, вдобавок нужно было проделать с сетью кое-что еще. — Час близок.
— Если боишься не справиться, лучше и не берись за дело, — проскрипел дуб.
— Не слушай его! — тут же вспылила яблоня. — Коли рассуждать, как этот твердолобый, так нужно вовсе с места не двигаться, вот как мы… И даже не цвести и не плодоносить — что проку-то, все едино помрем рано или поздно, так или иначе!
— Нет уж, умирать я не собираюсь, — усмехнулась я, — но мне что, я всегда могу уйти на дно морское, куда фее нет ходу! Правда, если и море замерзнет, как в том мире, не долго мне придется наслаждаться вольными волнами… А потому, деревья- защитники, мне потребуется ваша помощь. Знаю, вы подняли всю окрестную растительность на защиту этого края, знаю, как удерживали врага, но… Теперь уже осень.
— К чему ты клонишь?
— Враг должен пройти, — негромко сказала я. — Не люди, нет, еще не хватало отбиваться от воинов Оллемана! Не до того… Но крохотная лазейка для феи должна найтись. Она уже являлась сюда, не иначе, проскользнула с ветерком…
— Это дерево в лесу свалили, она и просочилась, — мрачно сказал дуб. — Не успел шиповник прореху запутать. Но и то, ей едва хватило сил, чтобы околдовать твою подругу.
— А уж от крапивы она живо удрала, — захихикала яблоня. — Знай наших!
— Вот такая лазейка мне и нужна, и даже побольше, чтобы фея смогла появиться во плоти. Иначе… иначе не знаю, сколько еще придется ждать, — произнесла я и повторила свою мысль: — Ожидание — хуже всего, у всех уже терпение на пределе, кровь у братьев горячая… И неизвестно, что случится, если не бросить вызов прямо сейчас!
— Сделаем, — ответил за всех дуб, помолчав. Видно, деревья советовались по-своему, безмолвно. — На сам перелом осени?
— До полуночи, — ответила я, подумала и поправилась: — За два часа до заката. Если мне не хватит этого времени, то…
Они шумно вздохнули, но промолчали.