Огородом живу. Магазинчик в деревне есть, в нем соль, спички, мыло купить можно. А денег нет.
– До войны в колхозе работали?
– Ага, «Заветы Ильича» назывался. Во время войны, когда немцы подходить стали, председатель колхоза – как и председатель сельсовета – ушли. Документы пожгли. И теперь ни стажа нет, ни денег.
Лучший способ войти в доверие к человеку – разговорить его.
Они побеседовали еще минут пять-десять, когда Федор наконец решил задать главный вопрос:
– Постоялец ваш с вещмешком пришел, никуда его не уносил, и вы при доме постоянно… Мы все осмотрели, а вещмешка не нашли. Куда же он делся?
– О, милок! Дальше положишь – ближе возьмешь! Поговорка такая есть… На чердаке смотрели?
– А что вещмешку на чердаке делать?
Хозяйка наклонилась к Федору:
– Лазил он туда вечером, как раз позавчера. Честно сказать, я не видела, только вот лестница туда такая скрипучая… Ее еще муж покойный делал, лет двадцать назад. У нее вторая и четвертая перекладины высохли и скрипят особо. Я уже по звуку знаю.
– Посмотреть можно?
– За погляд деньги не берут, смотрите…
Федор обошел избу с тыла и взобрался по лестнице. На чердаке было темно, пыльно, паутина везде… Включил фонарик. Батарейка уже подсела, и фонарь светил тускло.
Осмотр начал с углов. Как во многих деревенских домах, на чердаке хранилась старая домашняя утварь. Федору приходилось перебрасывать ее с места на место. Поднялось облако пыли, Федор начал чихать…
Кропотливые поиски увенчались успехом: в дальнем углу, под слоем тряпья, обнаружился вещмешок. Подтащив его к слуховому окну, Федор развязал туго затянутую горловину. Вот они, улики! Пачки денег в банковской упаковке, и еще – платежка, расписка в получении. И везде фигурирует подпись Арефьева. Убитый начфин получал эти деньги, а не Турин. Теперь убийце не отвертеться. Улики стопудовые, по-другому не скажешь.
Федор запустил руку в сидор, пошарил там. Пистолета нет, видимо, выбросил его Турин. Его оружие Федор изъял, но надежды, что это был именно тот пистолет, из которого убили Арефьева, мало. Не дурак Турин, не будет он хранить улику против себя… И сидор с деньгами мог припрятать посерьезнее. А не сделал этого Турин потому, что знал о предстоящем наступлении. Получит дивизия приказ – и вперед! Задерживаться, бегать к тайнику будет некогда, могут посчитать дезертиром или обвинить в невыполнении приказа в боевой обстановке. А это чревато трибуналом и штрафбатом… И потом, в наступлении, неразберихе кто будет искать убийцу? На это и был расчет Турина.
Федор вернулся в комнату, где под охраной сидел Турин. Увидев в руках Казанцева сидор, он сразу сник.
– Турин, отпираться будешь, упорствовать или все-таки расскажешь?
– Что вас интересует?
– Как ты товарищей своих убил?
– В спину, из пистолета.
– Это понятно, трупы я видел. Как задумал убийство, как осуществлял? Были ли помощники?
– Один я был, свидетели мне ни чему. К тому же с ними делиться надо. Дивизия деньги в банке все время получала в одно и то же число месяца. Я раньше там служил, дату знал. Выехал на «Виллисе», загнал его в кусты и вышел на дорогу. Когда увидел машину – «козлик» – то уже знакомый – и начфина в ней, поднял руку.
– Арефьев – сослуживец ваш, он доверял вам и потому приказ по армии нарушил. Остановился, подобрал вас, а вы его подло застрелили в спину…
– Что со мною будет? – опустил голову Турин.
– Сам догадаешься? С трех раз? Вставай, едем в отдел… Кстати, пистолет где?
– Вы его забрали.
– Не этот, из которого стрелял?
– Выбросил. Зачем он мне?
– Ну да, улика…
Бойцы с арестованным сели в кузов, Федор с мешком денег – в кабину.
– Сначала в штаб дивизии. Надо начальнику штаба или командиру сообщить об аресте начфина.
На месте оказался начштаба, и Федор доложил ему о преступлении Турина.