Старшина мог купить в киоске Военторга, выпросить или обменять на что-либо у некурящего офицера. На фронте так делали. Ты мне свою махорку, а я тебе – пайковой сахар. Зарубку в памяти сделал, но вида не подал.
В вагончике, у печей, работавших на мазуте, суетились пекари. Солдаты в возрасте, годные к нестроевой службе. До пояса голые, только в фартуках да на головах замусоленные колпаки.
Тела мокрые, потные. Федор несколько минут у печей пробыл, сразу вспотел, дышать нечем, как в парной. Один из солдат доставал из печи формы с хлебом. Хватал рукавицами горячие формы, несколько шагов в сторону, переворачивал их на обитый жестью стол. Из форм вываливались еще горячие кирпичики хлеба. Запах одуряюще вкусный, рот слюной наполнился.
– Можно взять одну буханку?
– Конечно! Если желание есть, пройдемте в вагончик для отдыха. Сальце найдется, яйца Черчилля, колбаса американская.
Старшина подмигнул, явно намекая, что к перечисленному и выпивка найдется. Старшина, похоже, мужик умный, знает, как проверяющих встречать.
Федор взял в руку один из остывших кирпичиков ржаного хлеба. В соседней печи выпекали хлеб пшеничный. Но он шел на стол старшим офицерам – полковникам, генералам, а еще летному составу. На белый хлеб жалоб не было. Большая часть дивизии питалась хлебом ржаным, его Федор решил проверить.
– Где у вас весы?
– Найдем. Пройдемте.
Старшина провел Федора в вагончик, наподобие тех, что на полевых станах были. С места на место их буксировали грузовиками или тракторами.
– Присаживайтесь. Сейчас все найду.
Старшина вышел. Федору хотелось отщипнуть кусочек, попробовать. Но нельзя. Надо взвесить. Пойди докажи, что кусочек мизерный был, не на сто граммов. Старшина явился с подносом, покрытым чистым полотенцем, поставил на стол, жестом фокусника сдернул полотенце. На тарелках нарезанное сало, американская консервированная колбаса, а фактически паштет говяжий, омлет из яичного порошка. Солдаты пачки с порошком язвительно называли яйцами Черчилля. Получалось двусмысленно, но точно. И когда только старшина успел?
– Весов не вижу, – молвил Федор.
– Один момент! Рук не хватает. Да вы кушайте, не стесняйтесь.
Есть и в самом деле хотелось. Чай с бутербродом на завтрак он съел еще в семь утра. А сейчас уже полдень. Но воздержался. Старшина вернулся. В одной руке бутылка водки, в полотенце замотанная. Как же – политес понимает, чтобы бойцы не видели, а то донос настрочат, спаивает-де проверяющих.
– Вот, фронтовые сто грамм, а то всухомятку не пойдет.
– Старшина, вы плохо слышите? Где весы?
– Мигом! Будет!
Старшина ушел, и не было его долго, четверть часа. Полагал – не выдержит заезжий офицер, кушать начнет, водочку пригубит. А там не до проверки будет. Но все же принес. Допотопные, еще дореволюционного изготовления.
– А как же вы поступающую муку взвешиваете?
– У нас большие весы есть, до трехсот килограммов взвешивать можно. Только зачем? Мешки с мукой стандартные, семьдесят килограмм, на них бирка есть, как положено.
– Принесите мне накладные: поступление муки, отгрузка хлеба в подразделения.
Старшина явно был обескуражен. Проверяющий не ест и не пьет, накладные требует. Не иначе, кто-то из своих донос сделал. Знать бы кто. Но ушел за документами. Федор весы настроил, благо набор гирек в полном комплекте был. Взвесил кирпичик ржаного. Восемьсот семьдесят граммов, налицо недовес сто тридцать граммов. Вроде немного, но сколько таких буханок в сутки выпекается? Пекарня хлебом всю дивизию снабжает. А это и стрелковые, артиллерийские полки, медсанбат, разведрота, саперный батальон, автотранспортная рота, банно-прачечный комбинат, рота связи и даже полевая касса Госбанка.
Федору жарко стало. Для серьезной проверки бухгалтер нужен, а он дебет-кредит свести не сможет.
Явился старшина с пачкой бумаг.
– Все здесь: приход муки, выдача хлеба.
– Хорошо. Старшина, посмотрите на весы. Сколько буханка весит?
– Вроде восемьсот семьдесят… Так другие могут больше весить.
