– Почему он перешел к Темным? – не веря своим ушам, прошептала Полина.
– Не знаю, – Сева перевел на нее взгляд и пожал плечами. – Лиса лично мне ничего об этом не рассказывала. Все это я узнал не от нее. Дальше случилось самое плохое. Лиса отказывалась переходить к Старообрядцам, и тогда муж стал угрожать, что отнимет у нее ребенка.
Полина почувствовала липкий холодок страха. Жуткие новости никак не вязались в ее голове с образом смеющейся Дарьи Сергеевны. Где же в это время был Македонов? Почему он не помог ей?
Македонов… Македонова не было на стороне Светлых… он был странником… а муж Лисы стал Старообрядцем. Три друга по каким-то жутким стечениям обстоятельств оказались по разную сторону баррикад. История принимала ужасный поворот.
– Лиса оставалась непреклонной. Старообрядцы угрожали ей убийством ребенка, но Дарья Сергеевна не поддавалась, не веря в то, что отец Полины пойдет на жестокость. Но, как известно, для Старообрядцев нет преград, и ребенок действительно погиб.
– Погиб?! Ребенок Лисы умер?! – Полина вскрикнула.
– Да. Девочка… умерла.
– Но как отец допустил такое!
– Это остается тайной.
Маргарита с расширившимися от ужаса глазами посмотрела на Севу:
– Но я думала, что убили ее мужа… она вроде бы говорила о нем, как о мертвом… «У меня был муж».
– Нет, он жив до сих пор. И вот о каком предательстве Полины ты слышала. Александр Владимирович считает Лису неправой. Наверное, он думал, что ей следовало перейти к Темным, чтобы спасти дочь… Я не знаю подробностей. Что там точно произошло… никто, наверное, кроме них самих, не знает…
– Сколько же лет Лисе? – вдруг спросила Полина, вникая в подробности. И как это с молодой наставницей успело произойти столько ужасных вещей?
– Тридцать четыре-тридцать пять, что-то вроде этого.
Полина открыла рот от удивления:
– Правда? Она выглядит совсем юной! На вид не больше двадцати!
– Когда перевертыш живет в теле животного, время для него течет по-другому. Долгое время она была лисой.
– Хочешь сказать, Страннику столько же лет, сколько и ей? – недоверчиво спросила Маргарита. – Не знаю, в обличье кого он жил, но выглядит он явно не на двадцать.
– Они ровесники, – ответил Сева, и легкая улыбка коснулась его губ.
– Интересно, а Жабе сколько? Наверное, мы услышим что-нибудь совсем неожиданное…
– Ого, вы уже здесь! – Митя показался из спальни. – А что у вас такие недовольные лица?
– Мы были дома еще до того, как вы пришли, – ответил Сева и многозначительно поглядел на девушек, из чего стало ясно, что разговор о Лисе закончен.
– Правда? – удивился Антон, появившийся вслед за Митей. – Вы от нас прятались?
– Да, в ванной, – сказал Сева, разглядывая бутылку медовухи, поставленную на стол.
– Все вместе, – вторила ему Полина, и Сева мрачно усмехнулся.
– От тебя такая шутка звучит неожиданно, – сказал Митя.
Полина не могла отделаться от мысли, что при виде Лисы будет теперь каждый раз вспоминать услышанную историю. Будет глядеть в желтые глаза и искать в них отблески боли, которой раньше не замечала.
Дверь в очередной раз отворилась, и в комнату вошли Айсулу, Мила и раскрасневшаяся Майя, у которой на шее до сих пор висела на атласной ленте олафа – золотой лисенок.
– О, значит, мы все-таки отпразднуем победу вместе! – воскликнула Айсулу с довольной улыбкой. – Когда это вы успели прийти? Мы думали, мы первые… Митя, как прошел обед? Я видела Марьяну сегодня… почему ты не сказал нам, что твоя невеста здесь?
Митя кисло улыбнулся.
– Вы говорили о чем-то грустном? Почему такие хмурые? Мы просто молодцы сегодня, точнее, Майя с Митей молодцы. Аристарх Назарович рвет и мечет, говорит, что нельзя было позволять оборотню участвовать.
– Если бы выиграла Горгулья, он бы сказал, что нельзя было допускать к участию небыльских скакунов, – отозвалась Майя, поправляя очки.
– Вы были на ярмарке? Мне кажется, мы всю ее обошли, а она огромная, – Мила скинула босоножки и потерла щиколотки. – Ноги страшно болят.
