Ярилов вздрогнул и вернулся в реальность: всплеск в абсолютной тишине ударил по перепонкам. Потом ещё раз. Рыба балуется?
Поднялся, прошёл сквозь кусты. На берегу были аккуратно сложены вещи Антона. Купнуться с утра решил пацан?
Мальчишка-библиотекарь стоял по пояс в воде, обмывая плавными движениями тонких рук покатые плечи. И не худой совсем, а… Что-то не то.
Антон обернулся на удивлённый вздох Ярилова. Качнулись белоснежные холмики, украшенные алыми ягодами сосков.
Девушка ойкнула, прикрыла грудь. Сердито сказала остолбеневшему Дмитрию:
– Ну, чего пялишься? Глаза береги, вывалятся ещё.
Ярилов отвернулся. Дождался, когда перестанет шуршать надеваемая одежда.
– Ну, и как это понимать? Зачем было в парня рядиться? Зовут-то тебя как?
Молодица вздохнула. Подняла серые глаза, сказала с вызовом:
– А что мне было делать, когда из Добриша от Святополка бежала? В женском платье да с косами я бы и дня не прожила. Княжна Анастасия я. Дочь Тимофея.
Не удержалась, прыснула в кулачок.
– Ох и вид у тебя, княже Димитрий. Будто палицей в темечко прилетело. Ты же меня братом называл, не надо так брата-то пугаться…
Костёр сердито шипел, когда ветка оказывалась сырой. Стрелял угольками, злился.
Сарашата уселись вокруг, нетерпеливо дожидаясь очереди задать вопрос: редко когда сам Хозяин снисходит до общения с мальчишками.
День выдался насыщенным: утром пришельцы-руска долго собирались в поход, примеряли плетёнки-болотоходы. Недовольно ворча, подбирали по руке оружие. Особенно ругался плечистый:
– Вот ведь неруси, кривых палочек наломали да рыбью кость приделали – это же разве копья? Коровам такие дрыны к хвостам привязывать, чтобы от слепней ловчее отмахивались.
Франк сокрушался, что единственный в деревне меч изъеден ржой. Никто и не помнил, откуда эта штука взялась. Не иначе осталась от утопшего в трясине безвестного витязя, желавшего снискать славы в охоте на дракона. И только белобрысый отрок сразу выбрал себе лук, попробовал лёгкие камышовые стрелы и остался довольным: недалеко бьёт, зато точно.
Главный из руска остался. Прощаясь с товарищами, отвёл в сторону худого юнца, просил о чём-то. Маленький отряд уже давно исчез в чахлом перелеске, но рыжий верзила всё стоял, глядел вслед. А вечером заторопился, взял плетёнки, вырубил шест и ушёл в сторону самой опасной топи. Чудной какой-то. Кто же ночью в болото ходит?
Сарашата заспорили: чудной всё-таки или просто дурак? Большинство соглашалось, что руска непременно заплутает и потонет. Хозяин прикрикнул:
– Потише там, сорванцы.
– Дедушка, охотники сказывали, что небывалое чудище давеча видели: вроде человек, а на четвереньках. Стальная цепь на шее, как у сторожевого пса, и то воет по-звериному, то кричит по-человечьи, но слов не разобрать. Любого храбреца ужас до пяток продирает!
– Это, должно быть, сихер, – не сразу ответил Хозяин, – недооборотень.
– Это как? – удивился мальчишка.
– Есть оборотни, которые часто в зверя перекидываются и обратно. Есть просто в животных превратившиеся – как медведи. Медведи – это бывшие сараши, которые в голодные времена в лес ушли жить да человечий обычай забыли. А есть сихеры – ни то, ни другое. Уже не люди и ещё не звери. Значит, проклятье на такого наложено за невыполнение колдовской клятвы. Пока клятву не исполнит – будет мучиться. Кровь людскую пить, да не насытится. Опасный. Коли увидите такого – убегайте во весь дух.
Сарашата начали взволнованно перешёптываться: страх-то какой!
Долго не могли следующий вопрос придумать. Хозяин и не торопил: сидел прямо, глядел в ночь – будто видел то, что другим недоступно.
Наконец, решился самый памятливый:
– Дедушка, ты прошлой осенью рассказывал, что болотный змей покой злых сарашей охраняет, да не договорил, что за люди такие.
Волхв помолчал. Начал издалека:
