общем, обычная житейская ситуация.
Когда ничего не подозревающие британцы поравнялись с каретой, дверь ее неожиданно распахнулась. Николай ударил ребром ладони по шее мистера Джонсона, а ротмистр и Никифор ловко скрутили руки Скотту. Высунувшийся из кареты Шумилин помог втащить внутрь бесчувственное тело Джонсона и ловко накинул наручники на вывернутые назад руки Скотта. Потом Соколов и Сергеев-младший уселись в карету, Никифор вскарабкался на козлы, взмахнул хлыстом, и карета тронулась.
– Ну, здравствуйте, мистер Скотт, – сказал по-английски Шумилин, – вы ведь хотели увидеть меня? Я к вашим услугам. Или вы для начала хотите пообщаться с мистером Паркером? Тогда нашу задушевную беседу придется отложить – до Шлиссельбурга путь неблизкий…
– Дьявол, самый настоящий дьявол, – прохрипел Скотт. – Я знаю, что мне уже никогда не вырваться живым из ваших рук. Но скажите мне – кто вы и откуда? Я чувствую, что вы пришли в наш мир из самого пекла…
– Откуда и зачем мы пришли – узнаете позднее, – с усмешкой сказал Шумилин. – Только вот какая штука – узнав это, вы умрете. Так что я вам советую как следует подумать – не слишком ли это будет большая цена за удовлетворение вашего любопытства? А вот вам, мистер Скотт, придется рассказать мне всё. И вы это сделаете. Впрочем, не будем спешить. Беседа о любви и дружбе у нас впереди.
– Николай, – сказал он Сергееву-младшему, – передай Никифору, чтобы он ехал в усадьбу твоего отца. Поговорим там с джентльменами по душам. А оттуда и до Шлиссельбурга рукой подать…
У нас и генералы плачут, как дети
– Слушай, Палыч, – сказал Сергеев, когда Шумилин связался с ним по рации и сообщил о задержании британцев, – ты что, у меня филиал «Крестов» хочешь сделать? И где я буду твоих арестантов держать-то?
– Да ладно, Виктор, – усмехнулся Шумилин, услышав привычное для него ворчание отставного вояки, – мы наших «языков» у тебя подержим день-два, не больше. Расколем их и отвезем в Шлиссельбург. Там уже имеется один подданный королевы Виктории.
– Ну, если на день-два… – судя по голосу, Сергеев смирился с участью тюремщика, – тогда ладно, вези этих сэров и пэров…
Закончив переговоры, Шумилин спрятал рацию в карман сюртука и взглянул на ротмистра Соколова. Они ехали в имение Сергеева вдвоем. Задержанные инглизы и сопровождающие их Николай и Никифор Волков находились в другой карете. Поэтому Александр мог спокойно, без посторонних, обсудить с жандармом тактику предстоящего допроса.
– Что мы имеем, Дмитрий? – спросил он у ротмистра. – Нами задержаны два британца, которые страстно хотели познакомиться с вами, чтобы узнать о судьбе своего соотечественника и, самое главное, выйти на таинственного мистера Шумилина, который считается доверенным лицом государя. Какие из всего этого можно сделать выводы?
– Я полагаю, – начал Соколов, – что к нам в руки попали два достаточно высокопоставленных агента британской разведки. Причем самоуверенных и решительных. Александр Павлович, ведь, как я понял из разговора с ними, они были готовы ко всему. Может быть, они надеялись, что сумеют вас подкупить и оказывать через вас влияние на государя, подсказывая монарху выгодные им решения. Или, что более вероятно, они похитили бы вас, чтобы узнать тайну вашего появления в этом мире.
– Все так, – сказал Шумилин, внимательно слушавший рассуждения жандарма. – А теперь прикинем, как мы должны поступить в данной ситуации?
– Ей-богу, не знаю, – сказал ротмистр, разведя руками. – Формально их нельзя отдать под суд, ведь они ничего противозаконного не совершили, и намерения, которые они мне высказывали, доказать невозможно. Ведь не станете же вы включать в суде свой диктофон?
Шумилин при этих словах жандарма рассмеялся, представив лица почтенных судей, слушающих записанный на диктофон разговор Соколова с британцами. Их, пожалуй, и кондрашка хватит. Ведь не поверят они, что подобное возможно без чародейства или колдовства. За такое его могут запросто упечь в монастырскую темницу вроде Соловков. Хотя, если память не изменяет, в 1835 году Государственный Совет принял решение, по которому помещение в монастырскую тюрьму становилось возможным только с санкции самого императора. А Николай Павлович такой санкции конечно же не даст.
– Да, Дмитрий, – сказал он, – ты опять прав. Британцев по закону к суду не привлечешь. Только ведь они не агнцы Божьи,