Выпад, перехват контратаки, рипост… Укол в собственную стопу.
Маэстро резко остановился, выпрямился и, спустя несколько секунд, медленно двинулся на противоположную сторону фехтовальной дорожки. Он, правда, собирался это сделать в обычной своей манере, решительно, быстро. Но что-то заставило его сменить привычный темп. Филипп шел, не спуская глаз с пустоты, шел так, словно боялся спугнуть воздух, оставшийся здесь после того,
Филипп перешагнул середину дорожки и, развернувшись, снова встал в боевую стойку. На этот раз в боевой стойке можно было узнать Альберта. Робость и… маэстро вдруг почувствовал это, почувствовал всем своим телом, занимавшим сейчас чужое место, почувствовал всеми своими мускулами, напрягающимися вместо
Шаг назад, шаг вперед, два шага назад, контратака… Окна, расположенные напротив балюстрады для индивидуальных уроков, впустили в зал первые признаки рассвета. Два шага назад, контратака… Но мутный первый свет, пробивающийся через стекла, не мог помочь маэстро разобраться в нелепой игре клинков, которую он снова и снова пытался воспроизвести. Более того, увидев прояснившиеся очертания стен, тренажеров и старинных гравюр, он невольно прикрыл глаза, не прерывая, впрочем, свой странный боевой танец.
Два шага назад, контратака… Где-то здесь, между контратакой Альберта, защитой Марка и еще чем-то, скрывалась правда, какая-то элементарная ясность, которая могла бы запросто объяснить, почему Марк нанес укол самому себе. Где-то здесь же, среди наборов атак, защит и ответов, таилась разгадка успеха Жанны, которая начала свой решающий поединок без всяких видимых шансов на победу. Где-то здесь, освященное звоном тренировочных рапир, пряталось все то, чего Филипп еще не смог узнать о своих учениках и о своей профессии. Где-то здесь, маэстро был уверен, находились все секреты его древнего цеха.
Утренний свет вместе с пеним птиц бился в окна маленького особняка на улице Святого Антония, играя на лакированных перилах внутренней балюстрады, наполняя объемом старинные рисунки в тонких деревянных рамах, очерчивая строгие контуры тренажеров, рапир, масок. Свет заявлял о своих правах все решительнее, громче, сгоняя сумеречные наваждения, сомнения и домыслы, и, наконец, сумел пробудить и старого учителя фехтования. Маэстро остановился, опустил флорет и открыл глаза. Обыденная, самая обычная жизнь напомнила о себе утренними уличными звуками, начиная с боя башенных часов, которые отмерили ровно восемь ударов.
Марк почти не спал этой ночью, окончательно расставшись с Морфеем еще затемно. Поэтому, услышав, как часы отбивают семь раз, он с некоторым даже облегчением открыл глаза и поднялся с постели. Комната, которую он снимал, не отличалась ни большими размерами, ни убранством. Строго говоря, в ней вообще ничего, кроме самого необходимого, не было. И помимо кровати, стола, пары стульев и шкафа для одежды, к числу самого необходимого относилось и оружие Марка. Два флорета и два эспадрона Марк всегда носил с собой на занятия, поэтому они покоились в специальном кожаном чехле возле входа. Но еще два клинка неизменно украшали стену над кроватью. Собственно, они и были единственным украшением комнаты. И как раз сейчас первый утренний свет, проникая в окно его жилища, позволял рассмотреть их во всех деталях.
Это был гарнитур – пара дуэльных рапир, соединенных между собой длинной позолоченной цепочкой с небольшим резным замочком. Клинки этих рапир практически не отличались от тренировочных, за одним исключением: их острия не были защищены бутонами. Острейшие, тонкие иглы из дамасской стали, скрещенные на стене, красноречиво говорили о своем истинном предназначении, а заодно снимали все вопросы о практической значимости классического фехтования.
Этой паре было около пятидесяти лет, и стоила она довольно дорого. По крайней мере для Марка. Но тогда, лет пять назад, он сумел все-таки частично накопить, частично занять приличную сумму денег и, договорившись со стариком Леоном о внушительной скидке и не менее внушительной рассрочке, приобрести вожделенный дуэльный набор. С тех пор ключ от замочка, который соединял рапиры позолоченной цепочкой, Марк носил на груди.
Он открыл окно и впустил в комнату еще довольно прохладный утренний воздух. Тепло придет чуть позже, вместе с уличным шумом и новым боем башенных часов, вместе с новыми, хотя и повседневными заботами. Повседневными? Нет, теперь уже не совсем так. Марк улыбнулся и снял с груди маленький позолоченный ключ.
Утро выдалось солнечным и теплым. Однако Филипп Дижон, похоже, был далеко не в радужном настроении. Не то чтобы он не любил тепло и солнце, нет. Просто, маэстро предпочитал ясность. А в последнее время ясности явно поубавилось. И его предрассветный визит в школу этой самой ясности никак не добавил. Скорее уж ситуация ухудшилась! Поэтому, расположившись на
