накормить наконец.
Пока двигались до Стремянной, несколько раз попадались идущие строем красноармейцы.
«Очередная партия» – мелькнуло в голове.
Блестя остриями штыков, примкнутых к винтовкам, бойцы направлялись на сбор, откуда их перебросят за город. Фронт подходил все ближе. Круглов рассказал, что, пока они находились на Кировском заводе, стрельба слышалась очень хорошо. Истомину сообщили, что немцы рвутся в город. С той стороны, где был расположен завод, им оставалось всего четыре – пять километров. Туда стягивали все остатки войск, какие только находили. Заводчане собирали и ремонтировали танки, и сами же воевали за свои цеха.
Минут через сорок мы оказались возле дома. По пути залезли в какие-то развалины, набрали с Толей обломков нехитрой мебели – на дрова. На вопрос Круглова: на хрена? – ответил коротко: – увидишь.
Поднявшись по лестнице и постучав, мы вошли в дверь, которую открыла Танюшка. Уже с порога я услышал громкий плач. Едва ли не бегом бросился в комнату, к кроватке. Как и в первый раз, взял Анютку на руки, слегка покачал, пытаясь успокоить. Не так-то просто это сделать, особенно чужому человеку. Когда малышка наконец затихла и успокоилась, позвал Толю. Оказалось, он не терял времени и разжег уже погасший в печке огонь.
– Так, Танюша. Быстренько с дядей Толей, накрывай на стол, – я показал Толяну на коробку, которую поставил у дверей.
Круглов с Танюшкой дружно принялись открывать банки с тушенкой и сгущенным молоком, я нарезал хлеб. У девчушек глаза округлились, увидев целую буханку хлеба. Да. Слов нет. Малышки нерешительно брали хлеб, положив на него скромные кусочки тушенки. Круглов, заварив чай, добавил в кружки сгущенки и поставил перед девочками. Надо было видеть их глаза. А я только сильнее злился.
– Пейте, девчата, чай вкусный. Только не ешьте сразу много. А то животы прихватит, – Круглов поучительно внушал голодным детям, – тут много, проголодаетесь, поедите еще. Никто у вас не отнимет.
– Толя, отойдем.
Выйдя на площадку, он первым начал разговор:
– Чего с ними делать думаешь?
– Не знаю. Но тут их оставлять нельзя. Кто их завтра накормит?
– Ты так и не рассказал, кто они? Где родные?
– В том-то и проблема, Толя. Нет у них никого.
– Надо сообщить Истомину. Он наверняка что-нибудь придумает.
– Я тоже так думаю, – сказал я. – Но станет ли он помогать? Знаешь сколько сейчас таких детей?
– Истомин поможет. Не такой он человек, чтобы бросить детишек.
– Надеюсь, – я, и правда, очень надеялся на Петровича. Человек он – с большой буквы.
Мы вернулись в комнату. Девочки допивали чай. Увидев нас, обе подняли глаза.
– Дядя Сережа, а можно мне еще молочка? – вдруг проговорила, тихим, тоненьким голоском младшая.
– Бери ложку, прямо из банки и кушай. Только одну ложечку.
Анютка, аккуратно подтянув к себе банку, зачерпнула чайной ложечкой густую массу сгущенки. Подставив кусочек хлеба, подняла ее и протянула старшей сестре. Мы с Толяном – переглянулись. Там, в той жизни, я оставил дочь. Может, получиться и здесь стать отцом? Причем сразу двух дочерей. Только вот война, как быть?
– Толя, давай к Истомину. Я здесь останусь. Ничего тут со мной не случится. Доложишь как есть. Пусть решает, как помочь. На обратном пути найди, пожалуйста, чем печь топить. В любом случае, чтобы он ни придумал, он отправит тебя к нам.
– Сгонять бы на машине за город да дров нарубить, – вздохнул Круглов.
– Это уж, как Истомин разрешит, может, угля достанет, – махнул я рукой.
Когда часа через три вернулся Круглов, я еще раз убедился, что майор Истомин человек не с большой, а с огромной буквы. Оказалось, два из тех трех часов, что я ждал их в квартире девочек, майор усиленно решал проблему. И как решил! Девчат записали на мой продаттестат, они будут по нему получать продовольствие. А жить он предложил перевезти их к нему домой. Я только спросил:
– Товарищ майор, а ваша супруга не будет против? Ведь такое тяжелое положение сейчас.
– А с чего бы ей против быть? Место есть, продукты получать будет на них, не вижу причин. А их квартиру пока опечатаем.
– Если так, то ваша жена – золото!
– Она такая и есть, – кивнул Истомин.
