в бой ведут, а у тебя даже отделения нет. А уж до майора, извини, ты и вовсе возрастом не вышел. Я, если помнишь еще, – Истомин хитро улыбнулся, – и сам-то всего – майор, хотя и старший. А вообще – служи как человек и все придет.
– Служу трудовому народу! – отчеканил я и шутливо приложил руку к голове.
– К пустой голове…
– Знаю, знаю. Просто шучу. А без шуток, спасибо вам, Александр Петрович.
– Не за что, это вам спасибо – за шкуры ваши дырявые.
– А как там наш герой – Иванов?
– О-о-о! Этого я решил, как поправится, к тебе в группу определить.
– Да, товарищ старший майор, это будет хорошо.
– Твою мать! Новиков, мы же договорились?
– Да, да. Извините. Товарищ майор.
– Не надо афишировать мое звание, сколько говорил, в группе и наедине – просто майор!
– Виноват, товарищ майор.
– Балабол, – заключил Истомин и усмехнулся.
За окном провыла сирена и послышались учащенные щелчки метронома.
– Блин, как задолбали эти гребаные нацисты. – Я прошелся по всей Германии трехэтажным матом.
– Вот кстати, насчет обстрелов, – Истомин поднял указательный палец. – Дело есть, но ты, мля, так не вовремя пулю поймал.
– Я не специально, – замахал я руками.
– Ладно, бери девчонок, нужно спускаться.
Разбудив наших малышек и супругу Александра Петровича, мы спустились в подвал дома. Там к этому времени собралось уже немало людей. Загрохотало. Казалось, земля уходит из-под ног. В этот раз наши, видимо, решили ответить. Грохот выстрелов слышался с разных сторон. Не на каждый обстрел отвечают. Снарядов не так много. Но все же стараются. Истомин рассказывал, что один приличный обстрел из орудий съедает двухдневную выработку заводов по производству этих снарядов. А рабочие ведь не железные. Впроголодь восполнять израсходованные запасы очень тяжело. У станков стоят только очень крепкие люди. Ведь в первую очередь голод и холод принялись за слабых, то есть детей и пожилых людей.
Вспоминал, как когда-то читал о блокаде, теперь же знание того, сколько умирает людей, не давало покоя. Когда я первый раз рассказал про это Истомину, он, державший в руке стакан с чаем, раздавил его в руке. Первый раз видел, как этот человек настолько разъярен. Потом он даже говорил, что лучше бы я ему и не рассказывал.
Меньше чем через час канонада стихла. Стало как-то тихо вокруг, и появился запах. Запах смерти. Ведь кто-то не успел укрыться. Кто-то не захотел. Такие тоже, к сожалению, встречались. Сам лично видел сидящую на санках старушку на улице. Когда к ней обратился Зимин с предложением помочь спуститься в подвал, она лишь махнула рукой, надоело, говорит, прятаться, пущай убивают, ежели так хотят. Одна осталась, рассказала, что похоронила всех детей и внуков. Бабушку было жалко и в то же время очень стыдно. Тогда мы просто ушли, а что мы могли?
– Так что там, насчет обстрелов? – задал я вопрос Истомину, когда мы уже вновь сидели дома.
– Сейчас командование составляет план удара, которым нужно нанести урон немецкой артиллерии.
– Флот? – вспоминая читанные мной книги, попробовал угадать я.
– И он тоже. Только, видишь ли, как получается. Нужна хорошая корректировка.
– А в чем проблема?
– Немцы всегда засекают выход в эфир наших разведчиков и сразу меняют позиции. Далеко не уходят, конечно, но наш огонь не приносит большого результата. А снаряды у нас «тают». Вот что ты думаешь по этому поводу. Просто выдвинуть вас с рацией к немцам я не могу. Да и бессмысленно это. Перещелкают как зайцев.
– Можно попробовать одну штуку. Но, – я на пару секунд замолчал, – но будут жертвы.
– Что такое? – Истомин заинтересованно посмотрел на меня.
– Нужно две группы.
– Ага. Вторая будет отвлекать. Смертнички. Так?
– Точно. Одна начнет передачу, артиллерия должна будет нанести удар, но не вся. Основная масса стволов будет ждать новых координат. И накроет немцев на новых позициях. Как только они их займут.
– Думаешь получится? – покачал головой старший майор.
