только такой – с опасным блеском в глазах, полностью в черном. Не сводящий с тебя взгляда…
За спиной неожиданно оказалась стена, я почувствовала ее холод обнаженной частью спины. Герберт придвинулся ближе, рука взметнулась к моей шее, но лишь осторожно коснулась чувствительной кожи за ухом.
– Знакомое чувство, да? – хрипло произнес он. – Выброс адреналина, страх. Скучала?
– Нет, – не очень уверенно пробормотала я.
Он еще приблизился, даже через ткань пальто я чувствовала жар, исходящий от тела. И сбежать от него никуда не получалось. Губы коснулись щеки, но мимолетно, я почти ничего не почувствовала, кроме мелкой дрожи, охватившей тело. В какой-то момент мне это надоело. Дразнящих прикосновений и теплого дыхания стало мало. Мои губы коснулись его, но Герберт прикосновение прервал и тихо рассмеялся.
– Ты ведь знаешь правила. Только когда я скажу.
– Нет.
– Тебе нравится это слово, да?
Он быстро, словно делал это сотни раз, расплел мою косу. Кудри рассыпались по плечам.
– Мне тоже нравится, как ты говоришь «нет». Это даже забавно.
Мы оказались в центре помещения. Я не двигалась с места, хоть и слышала, что Герберт делает что-то очень… знакомое. То, о чем я старалась не думать и не вспоминать, но что в этой темноте подвала очень отчетливо всплывало в памяти.
– Сними туфли. – Почти приказ, которого, впрочем, и ослушаться не захотелось. Я с наслаждением сбросила обувь и почувствовала, как ноги отдыхают. Потом – как руки в перчатках расстегивают пуговички на платье, и оно спадает на пол. Кожа покрылась мурашками от легкой прохлады.
Некоторое время ничего не происходило. В абсолютной тишине я слышала только свое прерывистое дыхание. И… боролась с искушением обернуться и посмотреть. А еще боролась, а вернее, пыталась не обращать внимания на неожиданное стеснение. Откуда оно появилось?
– Дай руку, – мягко попросил Герберт, но эта нежность могла обмануть разве что идиота. Мысли перечить почему-то не возникло, я протянула правую руку и услышала смешок.
– Вверх, Кортни, ты ведь знаешь. И вторую.
Вокруг моих запястий обвилась веревка, потом я почувствовала, как она натягивается, и была вынуждена поднять руки полностью. Герберт затянул узлы и проверил, насколько сильно давят веревки. Терпимо.
Он собрал мои волосы и несколькими шпильками зафиксировал наверху, обнажив шею и спину. Перчаток не снимал. Указательным пальцем провел вдоль позвоночника, и я непроизвольно вздрогнула.
– Напомнить тебе правило? – прошептал он. – Хотя я подозреваю, ты все прекрасно помнишь.
– Кристалл часто приходилось напоминать? – вырвалось у меня.
Герберт рассмеялся и отошел в сторону. Я не видела, что он там делает, хоть и догадывалась.
– Тебя так злит мой роман с Кристалл. Ты не представляешь, какое удовольствие мне доставляют твои шпильки. Твоя ревность. Если бы не она, я бы, наверное, сдался.
Плеча коснулось что-то прохладное. Не рука. Что-то повторило контур шеи, спустилось ниже, вниз по позвоночнику и задержалось на пояснице, там, где чувствительная кожа и все сжимается от мимолетного ласкающего прикосновения. Я замерла, закрыла глаза. Ощущение приятной неги, смешанной с легкой щекоткой, сменилось болью от сильного удара. И второго, чуть слабее. Стеком Герберт провел по внутренней стороне моей коленки, бедра. Близко, очень… у меня вырвался короткий стон, сзади я услышала удовлетворенный смешок.
Стек в подвале… что ж, можно было и догадаться, что Герберт планировал подобное продолжение вечера.
Он вышел вперед, так, чтобы я его видела. Рассматривал меня долго, горящим взглядом, выдававшим нетерпение. Та часть меня, что еще могла разумно рассуждать, гадала, как долго он сможет продолжать эти игры. Как быстро не выдержит.
От прикосновения стека к груди соски напряглись, удар был совсем легкий, но от него все тело словно пронзило током, и я дернулась.
Это была борьба. Герберт был здесь хозяин, от его воли зависело все. Никакого контроля с моей стороны, никакого шанса на прекращение. Он не остановится, даже если я буду умолять это сделать. Единственный выход – переиграть. Чем дольше он контролирует себя и эту игру, тем увереннее себя чувствует.
Я рассмеялась.
– Что тебя так веселит, любовь моя? Мы только начали.