У меня же «души» не было от природы. Поэтому я либо вообще не усваивал здешние чудеса, либо усваивал их неправильно. Брал живую руду руками. Лежал под слезами солнца. Пропускал огонь сквозь себя, а лиловая пыль казалась мне пеплом.
Руда, огонь, безумие – мозаика наконец-то сложилась. Но, как обычно, все ответы пришли, когда я совершенно утратил к ним интерес.
Я устал. Слишком долгий путь позади. Я каждые полвека сгорал, возвращаясь к исходному пятнадцатилетнему возрасту. Память стиралась, и все начиналось заново. Я действовал, а Ленка-вестница меня направляла (хотя, конечно, тоже забыла, что мы с ней прилетели с Земли). Разница между нами в том, что она жила непрерывно, без перерождений.
Все эти столетия солнце зачем-то берегло наш челнок – время вокруг него как будто остановилось. Мы с Ленкой, вспомнив себя, поднялись на борт и сразу же стартовали. Конечно, дзета-привода у нас нет, и домой нам вернуться не суждено. Мы поступим иначе. Я предложил, а она согласилась без колебаний. Осталось уже недолго. А пока что можно поразмышлять.
Да, мы отработали свою тысячелетнюю вахту. Солнце, наверно, уже притащило кого-нибудь нам на смену. И сейчас вокруг планеты болтается еще один чужой звездолет, а его экипаж недоумевает, чем вызваны неполадки.
А до нас на вахте были драконы, те самые «рептилоиды». Не знаю, в каком количестве они высадились и какие методы применяли. Но результат эффектный. До сих пор сохранился их виртуальный Берег Творения. А нынешние Драконы-аристократы считаются их потомками – хотя вряд ли это следует воспринимать буквально. Не думаю, что инопланетные ящеры прямо вот так входили к дочерям человеческим. Скорее, взяли шефство над каким-нибудь племенем, из которого позже вырос драконий клан.
Любопытно, из какой галактики прилетели змеюки? Из нашей? Или из Магеллановых Облаков? И куда они направлялись? В любом случае, их потомки смотрят в ночное небо совсем иначе, чем простые аборигены. Может, поэтому Криста-аристократка так быстро нашла общий язык со мной. И так не любила жрецов из храма.
Забавно. Мою Галактику «светлые братья» обозвали дурман-цветком. «Братья» не ведают, что самый сильный дурман – это свет их родного солнца, поющего планете бесконечную колыбельную.
Хотя в одном скотина-жрец, если вдуматься, был совершенно прав. Я – в самом буквальном смысле – пришел из мрака. Потому что между Землей и этой планетой лежит невообразимое море тьмы, которое мы, земляне, преодолели.
Да, так порой случается в жизни. Ты помнишь себя обычным девятиклассником и вдруг узнаешь, что для остальных ты – хитрая тварь из тени.
Но я ведь считал, что поступаю правильно! Во всяком случае, в моей последней, самой короткой жизни. Я помог тем, кто хотел изменить порядок вещей и располагал возможностями для этого. Кристе, лорду-арбитру и другим. Откуда мне было знать, что солнцу только и нужно, чтобы все они собрались на плоскогорье и стали различимой мишенью?
С другой стороны, оно, солнце, тоже верило в свою правоту…
Вот, опять я приписываю ему человеческие эмоции. Впрочем, неважно – главное, что мне так легче соображать.
Оно верило, что всего лишь лечит планету. Одним движением удаляет нарыв. Сохраняет привычное равновесие. И в рамках этой логики мне нечего возразить. Разве что процитировать слова нашего капитана о том, что человек всегда стремится к чему-то новому, иначе он просто крот.
Вот и весь философский диспут.
Планета катится по орбите, великий цикл лениво обрастает годами. Очередной чудовищный прогон вхолостую, космическая бессмыслица…
И ничего нельзя изменить?
Посмотрим. За мной остался последний ход.
Я достаю из кармана мерцающую горошину – ту, что подобрал у обрыва. Все эти дни я хранил ее, не решаясь выбросить. И, как оказалось, правильно сделал.
Сжимаю горошину в кулаке и чувствую, как она нагревается. Сейчас уже неважно, кому принадлежала эта «душа». Главное, что она – концентрат, сгусток фиолетовой силы, которую пролило на планету солнце. Да и сам я за тысячу лет пропитался этой силой до отвращения.
Впрочем, были в этом мире моменты, которые не хочется забывать. Те, когда мы с Тайей сидели в траве, обнявшись, и смотрели на лепестки Галактики в вышине. Просто сидели, радуясь, что мы вместе, и мечтая о чем-то невыразимо прекрасном.
Все проходит.
Сейчас передо мной на экране – звезда в червоточинах. Она уже совсем близко. Еще минута – и я сгорю в ее пламени. Возможно, это единственный способ донести до нее, как все выглядело в моем восприятии.
Горошина мне поможет. Она – плоть от плоти этого мира, а значит, солнце не отторгнет ее, растворит в себе. И если горошина
