– Точно не скажу. Навскидку – лет пять.
Он присвистнул, но, подумав, сказал:
– Вообще-то, не так уж страшно. Могло быть хуже…
– Не страшно? – Она прищурилась неожиданно зло. – Это тебе, кабану молодому, пять лет из жизни вычеркнуть – ерунда. Мне было тридцать два, когда в меня там стрелы втыкали. Или, может, ты думаешь, мы вернемся в том же возрасте, что ушли? Ни одной морщинки лишней, ни шрама? Ага, размечтался. Повторяю еще раз – даром ничего не бывает. На пять лет за день постареешь. А я еще больше, потому что ранения тяжелее. На семь, пожалуй, а то и восемь…
Она уже шипела. Ясень боялся, что изо рта сейчас полезут клыки.
– …так что не говори мне, мальчик, что я легко отделалась. А тот ублюдок, снарядивший убийц, еще пожалеет, что родился на свет. Я найду его, достану из-под земли. Одна, без помощи клана. И он ответит за каждый день, что у меня украл. А если ты встретишь его раньше меня, то пройдешь мимо и даже пальцем не тронешь. Он мой, ты понял?
– Да, – смиренно ответил Ясень.
Криста еще с минуту жгла его взглядом. Потом отвернулась, долго сидела молча и, наконец, пробурчала:
– Ладно, давай теперь по порядку. Как ты сбежать ухитрился?
Он принялся рассказывать – про плен, про допрос, про шестнадцать дней в темноте. Умолчал, правда, про лиловое пламя, прошедшее сквозь него. Версию побега придумывал на ходу. В какой-то момент его, мол, накрыла дикая, первобытная ярость. Он бросился на охранника, застигнув того врасплох, сбил с ног, отобрал оружие. И сам потом удивлялся, откуда силы взялись.
В красках описал «мертвяков» и драку на перевале. Не стал только говорить, как хватал руду голыми руками. И в пропасть его, конечно, столкнул не Лунь, а один из врагов. В общем, не так уж много и наврал, если разобраться. Скорее опустил кое-какие детали, чтобы не усложнять.
Жаль только, не поймешь – поверила или нет? Хитрая ведь змеюка! Слушала спокойно, даже бровью не повела. Что поделать – аристократка, их врать еще с колыбели учат. И чужое вранье угадывать. Вот и думай теперь – кто кого за нос водит?
– Угу, – протянула Криста, когда Ясень замолк. – Значит, говоришь, купчишка нашел, кому руду сбыть? Забавно. Ну с этим мы еще разберемся.
– Я вот другого не понимаю – где он после этого прятаться собирался?
– Хороший вопрос. И знаешь, – она поглядела ему в глаза, – есть у меня надежда, что ты мне это поможешь выяснить.
– Я? Каким образом?
Она не сразу ответила. Слушала море.
– Видишь ли, Ясень, иногда пропадают люди. Известные люди, я имею в виду, а не бродяги с большой дороги. Причем пропадают именно в тот момент, когда хочется с ними побеседовать по душам. И есть основания полагать, что они не в воздухе растворились, а отправились в некое укромное место. Настолько укромное, что даже мы, Древнейшие, туда добраться не можем. Понятно, что кто-то им помогает. Но кто? И главное, для чего? В любом случае, этот «кто-то» бросил нам вызов. И мы, сам понимаешь, такого стерпеть не можем.
– Ну и где же этот укромный угол? Догадки есть?
– Есть, конечно. Тут большого ума не надо. Тем более ты через горы ехал.
Ясень понял, куда она клонит. Он с обозом пересекал хребет в южной части, где горы не такие высокие, а вот северная часть почти недоступна. Там, за частоколом хрустальных пиков, прячется плоскогорье, о котором толком ничего не известно.
– Ледяной Стол?
– Он самый.
– Вообще-то, – сказал Ясень, подумав, – ходят слухи, что некоторые там побывали и обратно домой вернулись. У нас, например, рассказывали…
– Врут, – отрезала Криста. – Легенды, байки. Мы проверяли, не поленились. С дюжину таких знатоков расспросили лично. Хорошо расспросили, вдумчиво так, без спешки – они надолго запомнили. Да только все без толку, к сожалению.
– Ладно, тебе виднее. Но я, кроме этих баек, вообще ничего не слышал. Какая вам, Драконам, от меня польза? Я даже в клан еще не вступил, клятву не принес до сих пор. До столицы ведь не доехал.
– Клятву… – Она вздохнула. – Тут дело такое, Ясень. Вспомни, я здесь, на песочке, дольше тебя пробуду. И вернусь на два года позже. В клан тебя за это время не примут – ритуал невозможен без моего участия. Так что в столицу тебе ехать пока нет смысла.
– И что же делать?
