Умытые, посвежевшие, они сидели в горнице за широким крепким столом. Шкворчала картошка с салом на сковородке, пенился квас, колбаски свивались на блюде жирными кольцами. Хозяин дома – мосластый и бородатый, с кустистыми седыми бровями – расспрашивал Ясеня о ценах на хлеб в предгорьях и задумчиво хмыкал, выслушивая ответы. Пацан лет шести ерзал на лавке, таращился на гостей и, кажется, тоже порывался что-то спросить, но, заметив, как мать хмурит брови, снова опускал голову и тоскливо ковырялся в тарелке. Его сестренка-малявка восторженно глядела на Тайю, которая шепталась о чем-то со старшей дочкой хозяев – розовощекой, круглолицей и волоокой.
Все в этой семье были одеты опрятно, но без изысков. Разве что хозяйка и дочери носили цветастые косынки на шее – Ясень решил, что это местная мода. А вообще, посиделки ничем не отличались от тех, что бывают в его родном городке в степи. Словно он на пару часов оказался дома…
Потом они пили густой фиалковый взвар. Ясень никогда его не любил, но из вежливости выцедил кружку. В горнице стало душно. Дождавшись конца застолья, он вышел на свежий воздух. Долго стоял у тына, подставив лицо прохладному ветру и глядя на красную полоску заката.
– Скучаешь? – Глаза у Тайи блестели. Она слегка захмелела.
– Нет, отдыхаю просто.
– Правда хорошо тут у них? Спокойно…
– Ага, даже слишком. Сонное царство. И ни одной дороги, заметь. Только лес вокруг. Как будто они вообще отсюда не выезжают. И к ним никто не приходит.
– Мы же пришли.
– Вот меня это и смущает.
– Перестань, – она улыбнулась. – Ты просто на взводе, поэтому всякая жуть мерещится. Я понимаю, столько всего случилось. Но давай отвлечемся, сделаем передышку. Хотя бы на этот вечер. На эту ночь.
Он наклонился к ней. Губы у нее были мягкие, сладкие, как фиалковый мед. Секунды таяли в теплых лиловых сумерках.
– Что, и венок не будешь плести?
– Не буду.
– Как же гадать без венка?
– А чего мне теперь гадать?
– Действительно. Тут и речки-то нет.
Она засмеялась тихо. Потом сообщила:
– Если верить хозяйской дочке, фиалки у них цветут много дней подряд. Весной распускаются как обычные цветы, представляешь? Причем на каждом углу. Их собирают, кому сколько надо, а остальные так и растут. Хуторские на них уже и не смотрят, привыкли давно.
– Продавать бы могли – взвар и настойки всякие. В городе с руками бы оторвали.
– Вот и я ей сказала. А она пожала плечами и рукой махнула, эдак лениво. Да ну их, дескать, возиться с ними…
– Говорю же, что-то непонятное здесь. Я вон хозяину про цены на пшеницу рассказывал, а он, по-моему, толком так и не понял – много это, мало? Как будто сказку слушал про далекие страны…
Сзади послышался шорох. Ясень присмотрелся:
– А ну вылезай.
Из-за куста сирени выбрался вихрастый пацан, которому не разрешили поболтать за столом. От любопытства он весь взъерошился, глазенки горели.
– Чего тебе, малой?
– Дай клинок посмотреть!
– Ишь ты, – Ясень хмыкнул. Оружие он прихватил с собой, когда выходил из хаты. – На, смотри, только осторожно. Осторожно, сказал! Крепче держи, вот так…
Малец с его помощью поднял меч, повел из стороны в сторону. Спросил с жадным любопытством:
– Ты его прямо так зарубишь?
– Кого зарублю?
– Ну этого, который по ночам шепчет?
Ясень не понял, но переспросить не успел.
– А ну иди сюда, паршивец! Чего к людям пристаешь?
