чтобы, даже если со мной что-то случится, ты смог привести сюда своих друзей.
Я молча протянул этому железному старику, готовому рискнуть собой ради совершенно незнакомых ему людей, руку. Он пожал ее, похлопал меня по плечу и сказал:
— Не переживай, если они живы, мы обязательно их спасем. А сейчас надо отдохнуть, ночь будет тяжелой.
Я категорически отказался ложиться на нары и сел на пол в позу для медитации. Мне всегда хорошо думалось во время выполнения упражнений на развитие скорости поглощения маны. Вот и сейчас я сидел, обдумывая сложившуюся ситуацию.
То, что она не просто выходила за рамки обычной, а прямо вылезала изо всех щелей, было видно невооруженным глазом. Само мое появление тут, недействующая эмпатия, некто или нечто, могущее изменять пространство, рояли, торчащие из всех кустов, стыдливо поблескивая лакированными боками. Каков шанс отвлечь толпу, не стреляя по ней из пулемета? Ноль процентов. Каков шанс встретить, наверное, единственного человека в городе, знакомого с каждым закутком и переулком? А если это происходит в обстановке, когда одна часть горожан с воодушевлением режет другую часть? Каков шанс, что человек, чувствовавший наступление смутного времени, подготовил убежище, но не запасся продуктами? И каков шанс, что в руках безумных фанатиков, проповедующих нацистские теории, окажутся четверо учеников имперского лицея, причем из очень влиятельных аристократических родов? И еще, какое отношение все это имеет ко мне?
Вопросов накопилось очень много, ответов не имелось совсем. Точно известно мне было только одно: идти освобождать ребят нужно. А если вспомнить ехидство в чувствах Стрелковой, то можно рассчитывать на получение кое-каких ответов.
Вышли мы в час Волка, когда шум города уже совсем утих. Без эмпатии передвигаться по узким каменным улочкам приходилось очень осторожно, подолгу замирая, вслушиваясь и вглядываясь в темноту. Фонарями мы не пользовались, но Темир-ака вел меня уверенно, скорее, ориентируясь по памяти, чем полагаясь на зрение. Казалось, что он действительно знает в городе каждый камень. Услышав патруль, мы или замирали, если он удалялся от нас, или отступали и уходили по соседней улице. Тупиков для старика, всю жизнь проведшего в этом городе, просто не было. Мы проскальзывали через крошечные задние дворы, вмещавшие в себя только одно дерево, через полуразрушенные лачуги, в которых не решались жить даже нищие, но уверенно приближались к цели.
Обойдя по широкой дуге площадь, на которой горели костры и толпился народ, мы подошли к зданию, соседствовавшему с гнездом «детей». Судя по рассказам старика, раньше тут было что-то вроде гостиницы для купцов вместе с баней, рестораном и складами в подвале. И в этот самый подвал можно было попасть с черного хода, прямо с улицы. Сейчас здание использовали как жилое, а вход в подвал просто заколотили, но Темир-ака недавно проверял его по долгу службы и вскрыл доски. Снова забить двери просто еще не успели, и войти можно было достаточно спокойно. Что мы и сделали.
Я тесаком подцепил едва прибитую доску, предназначенную скорее показать, что вход закрыт, чем действительно заблокировать его, и без каких-либо усилий оторвал, придерживая ее второй рукой, чтобы она не брякнулась на пол. Быстро заскочив в дверь, мы занесли оторванную доску с собой, не оставив на улице следов своего пребывания. Сделали это очень вовремя, потому как по улице, рыча двигателем, проехал пикап с солдатами, освещавшими окрестности мощными фонарями. Подождав, пока стихнут звуки мотора, мы аккуратно двинулись в глубь подвала, освещая дорогу фонариками. Приезжие хранили товар в небольших комнатах, на которые был разделен подвал. Сейчас они были разрушены, перегородки между ними разбиты, а груды битого кирпича занимали все обозримое пространство. Идти пришлось очень медленно, тщательно выбирая место, куда поставить ногу, чтобы не повредить ее.
Тому, что дверь, ведущая в интересующее нас здание, не засыпана, я удивляться уже не стал. Осторожно проковыряв щель между дверью и косяком, прильнул к ней глазом и начал осматривать комнату за дверью. Видно было немного, но, судя по увиденному и по звукам, доносящимся с той стороны, мы прибыли по адресу. В тусклом электрическом свете виднелись клетки наподобие звериных, в которых были заперты металюди.
Пройдя ножом по периметру и надрезав штукатурку, которой дверь была покрыта с той стороны, я зажал в руках тесаки, готовясь, если будет нужно, схватиться с охраной врукопашную, после чего налег плечом на дверь, вышибая ее.
Если бы за дверью оказалась охрана, да еще с огнестрельным оружием, я бы, пожалуй, очень удивился. Потому как ее наличие не соответствовало логике происходящего. Да, здравый смысл говорил мне, что никто не оставит заключенных без охраны. Однако именно здравого смысла так не хватало в произошедшем со мной за этот длинный день. Поэтому, быстро пробежав помещение и убедившись в отсутствии охраны, я принялся вскрывать клетки, просто перерубая тесаками замки вместе с петлями. Егора и остальных нашел почти сразу. Жестом попросив сохранять тишину, пока я не закончу, открыл их клетку, кивнул на Темир-аку, помогающего другим заключенным покинуть узилище. Многие металюди были сильно избиты и ранены и сами выйти не могли.
Я уже направился было дальше, когда мне в плечо вцепилась не по-женски сильная рука и знакомый голос буквально
