Загробная жизнь дона Антонио

девушка. Ты не будешь спрашивать ее имени и дашь ей отдельное жилье, хоть кладовку.

Капитан снова кивнул и оглядел Марину с еще большим интересом.

– Идет. Кладовка найдется, и юнга по имени Генри меня устраивает. А с чего это…

– …дитенка фейри понесло в море? – продол-жил за него Нед. – Да с того же, с чего рыба на су-ше дохнет. Смотри, какая бледная. Худо ей на бе-регу.

Ухмылка капитана ясно говорила, что он прекрасно понимает – кому хочешь станет худо, если попадешься на глаза графу Арвелю с прихвостнями. А уж если еще и убить парочку из них, недомогание станет смертельно опасным.

– И не расспрашивай юнгу о прошлом, кэп, если хочешь настоящей удачи. Юнга-то ответит, но ты удачу потеряешь.

Фитиль махнул рукой:

– Кракен с тобой, Циклоп, сиди на своих тайнах. Давай уже выпьем, а потом представлю вас команде. И чтобы без твоих моржовых штучек, «Роза Кардиффа» – судно мирное, а я – купец и чту закон. Усвоил?

– Разумеется, кэп! – ухмыльнулся Нед и взялся наконец за кружку с вином.

А Марина облегченно привалилась к его руке и почти поверила, что все неприятности позади, а впереди их ждет долгая счастливая жизнь… небольшой сундучок, спрятанный в портовой таверне… на необитаемом острове… с толстой черной крысой внутри… она мурлычет и приносит удачу…

Под мурлыканье черного кота по имени Морж она и уснула, крепко и сладко, как положено спать девочке тринадцати лет.

Часть вторая. Санта Исабель де Ла Буэна Фортуна

Глава 10, которая начинается серенадой и продолжается в Гвадалквивире

Кто сказал, что гитара – не ударный инструмент, тот никогда не был в Севилье томным поздним вечером.

Дон Антонио Гарсия Альварес де Толедо-и-Бомонт граф де ла Вега – то есть Тоньо – точно знал, что настоящая испанская гитара прекрасно дополняет шпагу, если взять шпагу в левую руку, а гитару в правую. Деморализованный и растерянный противник в таком случае наверняка или сбежит в ужасе от такого некуртуазного обращения с музыкальным инструментом, или на худой конец допустит хоть одну фатальную ошибку. Больше не нужно. Сабля по имени Марина отлично сочетается с гитарой, когда благородный дон идет под балкон благородной донны петь серенаду.

Вот и томным апрельским вечером тысяча пятьсот… или тысяча шестьсот… не будем уточнять, года от Рождества Христова, когда благородный идальго Хуан Карлос Ортега изволил быть в отъезде, а его прекрасная супруга, Мария де лос Анхелес Инезилья Молина де Ортега изволила скучать, Тоньо счел своим святым долгом скрасить ее одиночество. Музыкой. Для начала. И, как водится в благословенном городе Севилье, едва он спел первый куплет старинной испанской серенады – что-то на тему «я здесь, Инезилья, я здесь под окном» – и дошел до куртуазного предложения продеть дивную ножку сквозь прутья балконной ограды, из-за угла явился разряженный в пух и прах идальго с гитарой и в надвинутой на лоб шляпе. В целях конспирации, разумеется! Ведь не пристало компрометировать благородную донну, буде ее супруг не изволит развлекать ее самостоятельно.

– Ах! – вскричала прекрасная донна Анхелес, как следовало из ее имени, обладательница ангельской доброты и кротости. – Только не дуэль, благородные доны!

Захлопала в ладоши, позвала дуэнью, служанок и приготовилась смотреть. Ведь истинно благородные доны не могут не оправдать ожиданий прекрасной донны.

Пришлось драться. Ни дону Антонио, ни дону… э… так как дон был в шляпе, мы ради сохранения доброго имени донны де Ортега оставим его имя в тайне и назовем просто амиго. Так вот, донам драться не особо-то хотелось. Но донна одна, их двое… Конечно, по логике им бы сейчас спеть серенаду дуэтом и пойти в ближайший трактир выпить за крепкую мужскую дружбу… но… В общем, драться пришлось.

Гитара – в правую, сабля – в левую, выпад, звон клинков и сердитый гул гитары, восторженный «ах!» с балкона, еще выпад – и благородный амиго теряет шляпу, а за ней равновесие и падает прямо в хрустальные струи Гвадалквивира. Которые струят зефир.

– О, дон Антонио! – с балкона, с придыханием.

– Черт, моя шляпа, мой камзол, тысяча чертей! – тихо, из хрустальных струй. – Тоньо, ты мне должен!

– С меня кальвадос, амиго, – еще тише, в хрустальные струи, и восторженно, прекрасной донне: – Ах, моя Анхелес!

Служанка выбегает из задней двери, подбирает гитару амиго, плывущего вниз по течению – в сторону трактира, – забирает плащ дона Антонио вместе с его гитарой и смотрит, как он карабкается на балкон, тихо чертыхаясь на содранный предшественниками виноград и древние испанские традиции, не позволяющие пройти через дверь. Донна с балкона