скорбела, но ее смерть не глядела ей в глаза, и саму мать Вики помнила смутно, а Матильда стала ей родной душой. Словно где-то вдалеке, в чужом сне бились в смертельной схватке крысы со змеями, а здесь посреди площади лежала мертвая кошка, рядом с которой ревела в три ручья ее маленькая хозяйка.
Но не одна Вики оплакивала Матильду. В ногах у кошки плакал, представьте себе, безутешно плакал в голос начальник крысиных гвардейцев. Вокруг них высились груды мертвых змеиных и крысиных тел, гадюки продолжали жалить и душить крыс, а крысы продолжали рвать острыми зубами жесткие змеиные тела, а здесь время навсегда остановилось, застыло в мертвом глазу Матильды – кошки, королевы, девочки с большим разбитым сердцем.
– Она нашла Андрея и принялась защищать его от наших, пока яд не остановил ее сердце, – объяснила девочке Роза, снова обернувшаяся человеком. – Вики, ты должна прекратить эту бойню. Крыс в разы больше. Твой народ, твои сестры гибнут за тебя.
Но Вики, убитая горем, не понимала, чего от нее хочет Роза. Ведь она всего лишь маленькая девочка, попавшая в непрекращающийся кошмар. Змеи – ее народ? Они бьются за нее с крысами?
Но ведь это они убили ее Матильду своим безжалостным ядом. Все это никак не хотело уживаться друг с другом в голове у Вики. Как же ей хотелось сейчас обнять отца, уткнуться лицом в его впалый живот и реветь-реветь-реветь. Ей сейчас нужны были жалость и сочувствие. Но змеиных королев никто не жалеет, от них все только чего-то ждут. Даже друзья.
И вот тут над монетным двором, словно свежий бодрящий ветер, кружась, танцуя в предутреннем воздухе, понеслась прекрасная музыка. Кто-то громко выводил простую и очень красивую мелодию на дудочке. Это Ваня Гамелянский, сидя на золотом грифоне, играл на деревянном футляре от своей флейты. Ваня и сам не смог бы объяснить, как все это вышло. А вышло само собой. Просто от боли за мертвую Матильду и плачущую Вики и от переживаний за кровавое безумие, творящееся у него на глазах, ему неудержимо захотелось сыграть на флейте. Сыграть что-нибудь в память погибшей кошке. Сыграть, чтобы хоть как-то утешить лучшую подругу. Он автоматически потянулся к поясу, забыв, что инструмента там уже нет. Рука сама отстегнула трубчатый футляр в виде грубой старинной дудки и поднесла к губам. Футляр, такой же старинный, как и флейта, а может быть, и гораздо более древний. Лакированный деревянный футляр с маленькими дырочками на корпусе и щелью в сужающемся дне, которым он никогда не придавал значения, с откинутой круглой крышкой спереди вдруг оказался неплохим инструментом. Совсем неплохим.
Услышав первые звуки его новой дудки, бойцы на площади замерли и остановились. Змеи стали приподниматься на хвостах и раскачиваться, словно танцуя в полной эйфории. А крысы и вовсе разом поднялись на задние лапки и гуськом поспешили к тому месту, где парил над схваткой Ванин грифон.
– К Неве, скорее к Неве! – К Ване подлетел Фил и сокрушенно добавил: – И почему я сразу не догадался? Флейта была очень ценная, а футляр – бесценный. О, как же мне надоела эта система секретов внутри ордена. Никто никому не доверяет! Теперь играй, Крысолов, на своей дудке, не останавливайся! А ты, Цой, оставайся с королевой и стереги ее пуще зеницы ока.
Филин размашисто полетел к Неве, над которой уже начало нехотя подниматься ленивое осеннее солнце. Ванин грифон послушно полетел следом, а за ним через Невские ворота могучим серым потоком на звуки манящей музыки побежали крысы. Они бежали на задних лапах, вытянув передние вперед, навстречу неведомому счастью, свалившемуся на них с небес. В их глазах светились радость и покой, которые им даровала эта музыка, такая добрая, такая простая, но хватающая за самое крысиное сердце. И не было им уже никакой жизни без этой сладостной мелодии. Каждая крыса знала, что только в этой музыке теперь смысл ее жизни. И нужно просто идти за ней, откуда бы она ни звучала, и все. И все. И все… Даже скрываясь под темной холодной водой, захлебываясь ею и отправляясь на дно реки к черным водорослям, крысы были счастливы, потому что в их головах еще звучала мелодия волшебной дудки Крысолова. Ванин грифон завис над Невой в десяти метрах от берега, а крысы все бежали и бежали из крепости в реку, пока серый поток не превратился в ручеек, который тоже вскоре иссяк. Последняя крыса, оскалив зубы в радостной улыбке, с громким бульком плюхнулась в воду и пошла вслед за остальной крысиной ратью, ждущей ее на дне Невы, среди жестких сорных черных водорослей, разбитых бутылок и прочего, давно уже упокоенного волнами и толщью воды мусора. И только после того, как утонул последний воин Максимауса, Ваня прекратил играть и изумленно уставился на чехол, превратившийся в волшебную дудку Крысолова.
– Браво, маэстро! – серьезно сказал, подлетев к нему, Фил и даже похлопал его крылом по плечу.
– Молодец, Ваня! – похвалила мальчика Карма.
На площади монетного двора оставалась только одна живая крыса. Это был плачущий над телом Матильды Андрей. Но когда грифон Вани подлетел к нему, он был уже мертв. Гадючий яд сделал свое дело.
