– Ты что же, читал?
– Помилосердствуйте, мне столько букв вовек, поди, не одолеть. А они там еще стоят вкривь да вкось.
– Вот же ж стервец! – Я задохнулся от возмущения, понимая, что, может, Кашка и не читал адресованное мне послание, но уж точно глаза туда запускал. – А ну-ка, – я постарался повысить голос, но тот прозвучал сипло и, как мне показалось, очень тихо, – ступай отсюда!
Кашка передал мне сложенный лист и бросился к выходу. Остановился он уже в дверях.
– Так я, стало быть, чаю с медом принесу, ваше сиятельство?
– Давай, неси.
Я развернул лист бумаги. Буквы и впрямь скакали из стороны в сторону, налезали друг на друга, образуя пробелы, в которые несложно было вписать пару недлинных слов. Лишь понизу литеры имели ровный и довольно четкий строй. «Под линейку писала», – догадался я, глядя на маленькие чернильные пятнышки, там перо утыкалось в деревянный край.
«Сергей, – гласило письмо, – не знаю, получишь ли ты мое послание, верю, что да. Надеюсь, что ты пришлешь кого-нибудь уточнить, благополучно ли мы отбыли из этого поместья. Говорю сразу – благополучно. Однако уж извини, у твоей родственницы, будь она хоть самая добрейшая из всех добрых женщин, мне делать нечего. Не хочу ставить ни тебя, ни себя в двусмысленное положение. Искренне сожалею, что Господь и милосердная Пресвятая Дева Мария не дали нам встретиться в иное, более спокойное время. Полагаю, это стало бы счастьем и для меня, и для тебя. Но у Господа свои резоны, ему нет дела до того, нравятся нам они или нет. Прощай, не ищи меня! Спасибо за заботу и самоотверженность. Я не достойна их, как ни больно мне об этом говорить. Это и мой крест, не только твой. Письмо оставляю тут, в столе в кабинете. Там же и деньги, за исключением малой доли, взятой на дорожные нужды. Будь счастлив, живи и постарайся забыть! Александра».
Я сложил записку и устало закрыл глаза. Мир шел кругами, и слабость разливалась по всему телу, вдавливая чудом сохранившуюся перину. Я не знаю, сколько прошло времени до того момента, когда снова послышался скрип двери.
– Ваше сиятельство, вы не спите ли? – послышался настороженный голос Кашки.
– Не спители и не спятили.
– Это хорошо. Я вам тут чаю с медом принес, от него вам скоро полегчает. Там, глядишь, и с генералом сможете говорить.
– С каким еще генералом? – Я приоткрыл глаза.
– Ну, таким, не старым еще. Фамилия у него нерусская и по батюшке величают чудно – Христофорыч.
– Что, что? – переспросил я. – Александр Христофорович Бенкендорф?
– Вот-вот, так и есть.
– Откуда бы ему здесь взяться? Я вроде не брежу.
– Откуда взяться – то мне не ведомо. Уж час, поди, с малым войском примчался, нынче в кабинете ждет, когда в себя придете. Так что, кликать его или как?
Глава 4
Генерал-майор Бенкендорф вошел в комнату быстрым размашистым шагом, каким всегда ходил, будь то императорский дворец или же поле боя. Эта поступь, твердый взгляд остзейских голубых с серой поволокой глаз выдавали в нем человека храброго и решительного, отважного без лихого гусарского ухарства, но в то же время совершенно непреклонного, когда речь шла об исполнении единожды принятого решения. И совершенно не важно, было ли оно принято им сейчас или же год назад, – железная воля Бенкендорфа не знала срока давности.
– Лежите, лежите, подпоручик, не вставайте, – Александр Христофорович сделал останавливающий жест ладонью.
Я, пользуясь его любезностью, откинулся на подушки. В голове еще мутилось, и слабость наполняла тело противной тяжестью.
– Здравия желаю, ваше превосходительство!
– И вам здоровья, голубчик! – не по уставу ответил генерал. – Давайте-ка, Сергей Петрович, нынче попросту, без чинов. Я к вам сюда, прямо скажу, по случаю наведался. Передовой отряд Летучего корпуса, состоящий под моим началом, с вашей засадой столкнулся, хорошо еще быстро друг друга опознали.
– Что ж, рад встрече, – выдохнул я.
– Это славно, весьма славно, – быстро кивнул Бенкендорф и, сложив пальцы в замок, громко хрустнул ими. – А я вот ехал сюда и все думал, что ж делать-то? Награждать вас или же арестовать?
– За что ж меня арестовывать-то? Моя война с императором французов в полном разгаре. Труса я не праздную, всякому известно, что сия война Наполеону немалого стоит.
