Полагаю, его высочество не понял бы моей искренности. А потому лейтенанту Пшимановскому вновь суждено было возродиться из небытия и занять свое место во главе сводного отряда всех родов войск, различных армий и стран. Ротмистр Чуев задумчиво оглядел мой разношерстный отряд.
– Все хотел спросить тебя, – наконец выдал он. – Ты им что же, до конца веришь?
– Чего вдруг тебя это заинтересовало? Мы были вместе с ними в стольких переделках.
– Это да. Но вот, скажем, теперь Маркетти, Бьяджи, Поли окажутся среди своих, быть может, недавних друзей, кто знает, может, даже и родичей, неужели ты думаешь, они станут палить по ним?
– Честно сказать, я надеюсь обойтись без стрельбы. Однако, если придется, вероятно, будут.
– Ишь ты! – Ротмистр покачал головой. – Почему же, позволь узнать?
– Понимаешь, друг мой, у нас, русских, с ними разные представления о том, что правильно и что неправильно. Для наших свои – превыше всего. Как говаривал Суворов, земля ему пухом: «Сам погибай, а товарища выручай!» Для всех их, – я кивнул в сторону готового к выступлению отряда, – их собственное «я» превыше всего остального. Если говорить языком науки, это называется индивидуализм.
– Слово-то какое! – хмыкнул мой собеседник. – Это они что, Индию все видели?
– Это вряд ли. Но здесь девиз: «Каждый сам за себя. Один Бог за всех!» У каждого из них свой враг. И этот враг, на нашу удачу, – император французов. Во мне они видят возможность сражаться с Бонапартом не только с пользой для дела, но и с выгодой для себя. И потому готовы рисковать головой и держаться единым кулаком, невзирая на отношения между собой.
– Ну что ж, тебе видней, – недоверчиво покачал головой Чуев. – Однако я бы поостерегся.
– Так я и поостерегусь. Кашка в деревню сам пойдет, может, еще с кем, вдруг что не так – подаст знак. А ты завтра подходи к Засижью, я тебе его на карте показывал.
– На карте, на карте, – буркнул гусар, – не мастак я по карте читать. Вот приедет твой Жомини, научит.
– Хорошо. Если что спросишь, там подскажут. – Я пожал руку боевому товарищу. – Ты прости, если что, Алексей Платонович, а ежели вдруг не вернусь, мало ли какая напасть может случиться, найди Александру. И сделай, чтоб она ни в чем не нуждалась.
Чуев вздохнул.
– Ты уж лучше возвращайся жив-здоров. Давай, с богом!
Сани легко скользили по рыхлому снегу, кони недовольно фыркали, стараясь увернуться от густо падавших на морды снежинок. Я оглянулся на Ротбауэра. Как водится, немногословного, исподлобья наблюдающего за округой.
– Волнуешься?
– Да, экселенц, – тихо ответил мой помощник.
– Что именно тебя тревожит?
– А вдруг тот самый полковник Карбон где-нибудь здесь и опознает вас?
– Не опознает. Полковник Карбон погиб через день после нашей встречи.
– Откуда вам это известно? – удивился Рольф, но лишь махнул рукой. – О чем это я в самом деле?
– Передай всем нашим, что из этого улова каждый из них получит пятьдесят тысяч серебром.
– Сколько?! – ошарашенно переспросил Ротбауэр.
– Ты не ослышался – пятьдесят тысяч. Единственное условие – вы начинаете их использовать по окончании войны и вкладывать деньги так, как я вам скажу.
– И через год у нас уже будет сто тысяч? – насмешливо проговорил сержант.
– Вероятно, больше, – честно ответил я. – Но говорю сразу: если вы со мной, то после окончания боев, после капитуляции Наполеона война не заканчивается. Обсуди это с парнями.
– Будет сделано, экселенц. На меня всегда можете положиться.
– Я верил, что услышу это.
– О, а вон, кстати, и дозор, – мой помощник ткнул пальцем в темные фигуры всадников, движущиеся к нам от маячившей вдали деревни.
– Останавливаемся, ждем, – скомандовал я. – Без суеты.
– Кто такие? – Один из всадников приблизился ко мне, остальные, рассыпавшись широкой дугой, держались в стороне.
– Лейтенант Зигмунд Пшимановский, – назвался я. – А это мои люди.
– Пароль!
– Откуда мне знать пароль, сам подумай. Мне нужно в штаб принца Богарне, у меня к нему пакет. – Я вытащил наследие
