относительно неплохо сохранившаяся посреди ужасов войны, служила нашим временным штабом. Высокая ограда отделяла разбитый прошлыми хозяевами парк от леса, но через задние ворота к особняку можно было подъехать прямо из чащи, не привлекая чужих взглядов. Конечно, насколько это вообще реально в небольшом селе. Здесь же меня ждала новость, едва не заставившая мои ноги подкоситься. Гонец, посланный мною в имение, где до поры до времени должна была приходить в себя Александра, вернулся с известием, что барышня в отсутствии.
Спустя всего три дня после моего отъезда она велела причесать себя и объявила, что собирается уезжать. На вопрос «куда?» последовал прямой недвусмысленный ответ: «В имение. Как бы то ни было, у меня еще есть мой дом, моя земля, мои крестьяне. Я не желаю ютиться у добрых людей, как бы добры они ни были». Любые резоны оказались бессмысленными. Александра наотрез отказалась их слушать. А едва старая хозяйка поместья попробовала кричать, настаивать, Александра спросила, является ли она пленницей, и, услышав, что нет, попросила заложить экипаж. Хозяйка лишь всплеснула руками, но перечить дальше не решилась. «А вдруг как голодом решит себя уморить? – оправдывалась она. – Или того пуще, в реку с обрыва бросится?»
Отговорки моей дальней родственницы, взявшейся оберегать девушку как зеницу ока, мне были совершенно неинтересны. Ясно было одно: Александра, а вместе с ней ее паладины исчезли в неизвестном направлении. Хотя если предположить, что она и впрямь собралась возвратиться на пепелище своего имения, то искать ее следовало как раз в этих самых землях. Вот только велик ли был шанс найти? Одно дело сидеть под охраной нескольких иноземцев вдали от почтового тракта, и совсем другое – ехать в этакой компании аккурат посреди движущейся к границе армии. Тут на быструю езду рассчитывать не приходится. Да и вообще мало на что приходится рассчитывать. Сердце мое болезненно сжалось от одного представления о том, что может статься с гордой полькой и ее крошечной свитой.
Я сел на крыльцо, глядя, как радуются гусары, разглядывая захваченные трофеи.
– Ты глянь, какая диковина, – весело улыбаясь, подошел ко мне Чуев. В руке его были довольно крупные золотые часы искусной работы. На корпусе их был изображен грот, в котором виднелось лицо богомолки.
– Часы, – без всякого чувства констатировал я. – Хорошие, должно быть, швейцарские.
– Э, а ты вот так глянь. – Он нажал на едва заметный стерженек в крышке, стена грота отошла в сторону, демонстрируя нижние девяносто богомолки и пристроившегося позади нее кавалера, благодаря часовому механизму совершающего возвратно- поступательные движения. Подполковник сиял весельем, точно вот только что открыл для себя столь пикантное занятие. – А, каково?!
– Подари их мадам Иветт, – буркнул я.
– Сергей Петрович, ты не сбрендил ли?
– Прости, глупость сказал. Прости. Александра пропала. Выехала из убежища в эту сторону. И все, ни слуху ни духу.
– Что, даже и письмеца не оставила?
– Ни письма, ни строчки.
– Как же ж так? Я уже думал, вы помирились, вроде к тому все шло.
– Шло, да не дошло. Видишь ли, судя по всему, она считает себя обесчещенной, да и просто не желает создавать мне собой каких-либо жизненных трудностей.
– Но послушай, если она куда-то выехала, то, стало быть, куда-то направилась? Не по миру же колесить.
Я долгим взглядом поглядел на боевого товарища.
– Сюда она поехала, в имение. Но ты-то его помнишь?
– Да уж как тут забыть? – Алексей Платонович размашисто перекрестился. – Но сам подумай, разбойников сейчас за нами не густо, полки если ее и задержат, то непременно в Ставку доставят. Отправим человека поспрошать по постоялым дворам. Отыщется, не волнуйся.
– Дай бог, если так. А то ведь, может статься, она и видеть меня больше не хочет. Этакий дамский подвиг ради моего же блага. А у меня, между прочим, уже и документ выправлен.
– Какой еще документ?
Я горько усмехнулся.
– Разрешающий проезд в Париж капитана итальянской гвардии Сержа Жюльена Сореля с его невестой шляхетной пани Александрой Комарницкой и сопровождающими их людьми. В Париже врач есть, чудеса творит.
– Погоди, погоди, я не понял, – изумленно уставился на меня Чуев. – Это что ж тут такое получается: мы, стало быть, дальше супостата бить, а ты с девицей в Париж намереваешься?
– Именно так, Алексей Платонович, именно так.
