системы дальней связи. Ракетчик заявлял, что у него приказ: требовать подкрепления только после того, как заслон не удержит оборону и противник совершит прорыв. Напарник истерично крыл ракетчика матом, но от этого ничего не менялось. Надеяться на помощь было бесполезно, ракетчик – ветеран дивизиона и приказ нарушать не будет. В конце концов, что ему? Сидит себе в полусотне километров на закрытой позиции и стреляет по целеуказанию. В случае прорыва его успеют эвакуировать, а на случай внезапного появления в нашем тылу каких-нибудь диверсантов у него есть взвод тяжёлой пехоты в экзоскелетах. Какой ему смысл попадать в немилость у начальства и лишаться солидной премии за неравный бой?
А вот Куохтли, если ничего не сделать, выковыряет из робота вражеская пехота, которая, по словам истерящего напарника, уже откуда-то здесь взялась. Выбора не было никакого, что так, что этак – полная задница. Отступишь – вышвырнут за трусость, бегство с поля боя и нарушение приказа. То есть без денег и, по сути, с волчьим билетом. Останешься ждать – попадешь в плен. Никто не будет платить выкуп за новичка, отдавшего врагу боевую машину. Скорее всего, враги отдадут его за небольшие деньги государству, у которого он в розыске за дезертирство. А там, по новым законам, ему влепят либо высшую меру, либо каторгу на рудниках планетоида с агрессивной внешней средой, где долго не живут. Так часто делается, насколько он слышал. Остаётся идти в бой на аварийном питании, что фактически означает смерть, учитывая отказ системы катапультирования… Но так хотя бы призрачный шанс есть, а надежда умирает последней… Куохтли подал нагрузку на ходовую часть, и разлапистый робот, упёршись обломком оружейной подвески в остов противника, поднялся на лапы. Изображение дымящейся воронки на тактическом экране сменилось видом на городские развалины, и первое, что он увидел, была спина вражеской машины. Противник, словно охотник в засаде, держал на прицеле удобный для отступления выход из развалин, ожидая появления оттуда напарника Куохтли, который мог попытаться спастись бегством от надвигающейся с другой стороны пятёрки вражеских роботов.
Они не знают, что напарник лишился хода, мелькнула мысль. Значит, они не смогли расшифровать наши переговоры. Куохтли вышел на связь с ракетчиком, и в этот момент противник заметил за спиной врага. Куохтли с опозданием дал залп из всех орудий, попадая уже не в спину, а во вражеский бок. Вражеского робота опрокинуло, но не уничтожило. Противник быстро поднимался, но в аварийном режиме перезарядка производилась катастрофически медленно, и повторить залп Куохтли не успевал. Сейчас по нему тоже ударят из всех стволов, и удержать удар будет нечем – генератор щита сдох, бронелисты превратились в сплошное решето. В эфире откликнулся ракетчик, выражая удивление его воскрешением, и Куохтли рекордной скороговоркой выдал в эфир требование нанести удар, одновременно отсылая данные целеуказания.
Как его не накрыл ракетный залп, осталось загадкой. То ли ракетчик был настолько профессионал, то ли в кои-то веки Куохтли повезло, чего с ним отродясь не бывало – не известно. Земля вокруг вздыбилась так, что восьмидесятитонную «Могилу» отшвырнуло, словно мячик. Вражеского робота разнесло на куски, пехоту перебило и покалечило, остальные машины противника пришли в замешательство. Тут кто-то из танкистов сообразил, в чём дело, и велел напарнику открыть огонь по любой видимой цели, «Могиле» атаковать противника с тыла, а ракетчику бить по каким-то координатам, где вроде бы осталась то ли вражеская пехота, то ли танки – тут Куохтли не понял, потому что радар едва цеплял, а дальний обзор сдох. Сами танкисты, похоже, ударили противнику во фланг. Спорить он не стал, всё равно ничего не видно, а так хоть не один – уже не так страшно.
Многострадальная «Могила» перевернулась на живот, подобрала под себя едва шевелящиеся лапы и вновь поднялась. Куохтли поковылял в бой, отчаянно надеясь увидеть врага прежде, чем сам попадётся на прицел. Пока он плёлся к развалинам, прыгающие танки выдавили на напарника одного из вражеских роботов и совместным огнём сожгли противника. Где-то в это же время пришёл следующий ракетный удар, врагов хоть и не задевший, но напугавший. Вражеские робовоины увидели на радарах складывающуюся диспозицию: три их потрёпанные устаревшие боевые машины против двух потрёпанных более современных, имеющих ракетную поддержку. Противник пришёл к выводу, что шансов на победу слишком мало, и отступил, забрав с собой уцелевшие танки и выжившую тяжёлую пехоту. По «Могиле» не было произведено ни единого выстрела, и Куохтли был на седьмом небе от счастья.
Правда, недолго. Потому что едва отступающие силы противника скрылись за горизонтом, начался артналёт, и два часа руины, в которые забились остатки заслона, превращались в руины ещё более мелкие. Робот напарника, потерявший возможность передвигаться, вывести из-под удара было невозможно, и он взлетел на воздух в результате прямого попадания. Сам напарник с началом обстрела как чувствовал, что везение закончилось, и свалил из кабины подобру-поздорову, укрывшись в одном из прыгающих танков, хоть тот и является одноместным. Жить захочешь – ещё не там уместишься. Танки бодро упрыгали куда-то в глубь руин, а Куохтли только и смог, что загнать «Могилу» внутрь остова какого-то крупного массивного здания. Там он заглушил силовую установку, чтобы не засекли с воздуха, и долго сидел в кромешной тьме, прислушиваясь к доносящемуся снаружи гулу и вздрагивая от каждого сотрясения. Потом обломки здания получили несколько прямых попаданий, «Могилу» опрокинуло и завалило обрушающимися стенами. Какой-то элемент внутренней начинки кабинной капсулы, в темноте не было видно, какой именно, не
