пробоинами на выступающие элементы вражеского корпуса. Хруст и скрежет стали не было слышно в оглушительном грохоте взрывов, быстро сменившемся монотонным болезненным звоном в ушах. Питание вновь вырубилось, все системы отключились, свет погас, и несколько секунд Куохтли, словно марионетка в руках эпилептика, сотрясался в ремнях страховочной подвески внутри мёртвого робота, судорожно подпрыгивающего от вспухающих рядом разрывов. Потом сознание не выдержало и отключилось, презрительным пинком отправляя Куохтли в беспамятство.
В себя его привёл укол реанимационного инъектора. Коухтли открыл глаза и обнаружил себя лежащим на носилках неподалёку от валяющейся на боку издырявленной «Могилы». В воздухе висели вертолёты чьей-то призовой команды, вокруг сновали спасатели и урчала утилизационная техника. Понять, в плену он или как, не удавалось, тот, кто сделал ему инъекцию, уже ушёл, спросить было не у кого. Открытых ран и видимых повреждений на себе не обнаружилось, Куохтли сменил лежачее положение на сидячее и принялся ждать своей участи. Полчаса на него никто не обращал внимания, хорошо хоть на улице стояло лето и было тепло, потом он с облегчением узнал, что вокруг него сотрудники призовой команды заказчика. Стальному дивизиону уже сообщили об обнаружении выжившего, но подразделения Нопалцина развивают успех оказавшегося удачным наступления и в настоящий момент прислать за Куохтли никого не могут.
Сколько придется ждать, ему никто не сказал, ранений он не получил, руки-ноги целы – чтобы скоротать время, Куохтли отправился осматривать «Могилу». Сейчас, когда собственное состояние не вызвало опасений, судьба боевого робота интересовала его больше всего остального. Ведь если «Могила» подлежит ремонту, то его карьера продолжается, и у него даже будет несколько выходных, пока робота не починят. А если «Могила» восстановлению не подлежит, то дальнейшие перспективы весьма туманны. Дадут, например, такое же старьё, вроде тех машин, которые атаковали их заслон. И следующее же наступление может оказаться последним, как для них. Последнее предположение было более чем правдоподобно, потому что сейчас, когда Куохтли поднялся с носилок и осмотрелся, он увидел всю десятку роботов противника. Этот день не пережили и те машины, которые удалось подбить заслону, и те, что отступили. Потому что они вернулись вместе со свежими силами, и вместе с ними же попали под орбитальный удар. Которого не выдержали. А вот из топовых вражеских машин вокруг не было видно ни одной. Похоже, прямых попаданий они не получили и сумели покинуть зону бомбардировки. Повсюду в изобилии валялись куски бронеобшивки и обломки оружейных подвесок, но самих роботов не было. Значит, тот гад с тяжёлым импульсным орудием ушёл живым.
Эта мысль расстроила бредущего к раскуроченной «Могиле» Куохтли. Было очень обидно, что кому-то везёт всегда – тут тебе и крутая боевая машина, и рациональное отношение командования, не посылающего на верную смерть, и удачный выход из-под орбитального удара, что уже само по себе есть огромное везение, – а ему, Куохтли, удача не улыбается никогда. В расстроенных чувствах он подошёл к тыльной стороне валяющейся на боку «Могилы» и принялся изучать повреждения. Ни одной целой бронеплиты, сплошное решето… боковые подвески восстановлению не подлежат, только замена… силовая установка вроде не пострадала, но половина электроники погорела… основной несущий каркас цел, но вспомогательный, который раскреплён поверх основного и служит для непосредственного монтажа защитных и боевых узлов, расплющен всмятку… генератор силового защитного поля, помнится, тоже сгорел… Картина безрадостная. Отремонтировать робота можно, но стоить это будет недёшево. Пойдёт ли начальство на такие траты или зашвырнёт покорёженную машину на склад до лучших времён – не известно.
Там же ещё шасси заклинило, спохватился Куохтли. Если повреждения необратимы, то его дело дрянь. Точно посадят на какую-нибудь рухлядь, а то и прямо на одно из этих дырявых трофейных вёдер, парочку из них можно поставить в строй быстро, намётанный глаз опытного механика это сразу определил. А на такой рухляди сейчас, в разгар наступательной операции, прожить долго может только очень удачливый робовоин. К числу таковых Куохтли однозначно не относится… Он поспешил в обход валяющейся «Могилы», чтобы разобраться в степени повреждения шасси, и остановился от неожиданности. Фронтальная сторона машины была раскурочена ещё сильнее тыльной, превратившись в сплошные стальные лохмотья. Одна из центральных бронеплит, точнее, её остатки, закрывающие кабину, была проломлена каким-то здоровенным инородным агрегатом, застрявшим в разорванном на лоскуты металле. И этот инородный агрегат очень напоминал тяжелый орудийный модуль, который сорвало с одного боевого робота и вбило в другой. Куохтли ринулся туда, спотыкаясь на перепаханной воронками земле, за что немедленно поплатился, свалившись в одну из них. Дно воронки ещё не остыло, и он обжёг руку, выбираясь обратно, но от волнения эта боль не показалась ему существенной. Он спешил к отломанному вражескому модулю, на бегу сопоставляя его размеры с застарелыми следами на «Могиле».
Он не ошибся. В «Могиле» застряло то самое тяжёлое импульсное орудие, из которого его собирались убить и которое являлось его шансом на выживание. При детальном осмотре стало ясно, что, когда взрывная волна ужасающей силы швырнула «Могилу» и противника друг на друга, орудие застряло в одной из многочисленных пробоин «Могилы». В момент удара кожух орудийного порта замяло, и автоматика отключила модуль, чтобы избежать выстрела «сам в себя», что не светило противнику ничем
