ртов четверо…
– Погоди, дружище. – Трактирщик подошел, положил на плечо тяжелую руку. – Если ты про Смуглянку Энни, так держись: придется тебе теперь самому ее сына кормить.
– Это почему? – глупо переспросил Дан. – Сбежала, что ль, куда? Замуж выскочила? В который раз уже…
– Убили ее, – коротко обронил трактирщик. – Зарезали.
Настя испуганно охнула, прикрыла рот ладонью. Дан изображал непонимание и ступор.
– Душегуб у нас объявился на улицах, – пояснил трактирщик. – Потрошитель.
– Ой, горе какое! – всхлипнула Настя. – Как же мы теперь выкрутимся…
Дан дрожащей рукой приобнял ее:
– Ничего, жена. Мальчишку поднимем. Не чужой ведь, родная кровь. А ты вот что, добрый человек, – обернулся он к трактирщику, – может, знаешь кого из ее подружек или друзей? Найду их, вдруг от сестры какое имущество осталось? Заберу для ее сына. Все польза мальчишке.
Трактирщик пожал плечами:
– Нет, не знаю, друг. – И, внезапно расщедрившись, плеснул в кружки еще по порции джина. – Выпей вот. Платить не надо.
– Да она каждый вечер на углу Бакс-роу стояла, – вмешался один из пьяных. – Всегда с Горбатой Элис рядом толклась. И в «Сковороду» они вместе часто захаживали.
– Спасибо, друг, – приложил руку к сердцу Дан. – Поищу горбунью.
– А чего ее искать? – ухмыльнулся пьяный. – Сама придет, как стемнеет. И не спутаешь ни с кем. Второго такого страшилища в Ист-Энде нет.
– Зато дело знает хорошо, – похотливо захихикал второй пьянчужка.
Дан с Настей до темноты просидели в трактире, а когда на улицы опустились сырые сумерки, отправились искать Горбатую Элис. Как и говорил завсегдатай трактира, девица обнаружилась на углу Бакс-роу: стояла под фонарем и хватала за рукава проходящих мужчин. Строго говоря, ее нельзя было назвать горбуньей – скорее, она была низкорослой и слишком сутулой. Но нелепая, абсолютно непропорциональная фигура – одно плечо выше другого и кривая короткая шея, из-за которой некрасивое, какое-то птичье, лицо выдавалось вперед, – создавали впечатление физического уродства. Рядом с Элис прохаживалась высокая рыжеволосая толстуха.
– Доброго вечера, девушки, – подходя, поздоровался Дан.
Элис бросила на него подозрительный взгляд крошечных птичьих глазок, подслеповато сощурившись, пропищала:
– А тебе зачем? Ты вон со своей… – И с извечной злобой непривлекательной женщины кивнула на Настю.
«Курица, – подумал Дан. – Вылитая курица».
– Да я не за тем. – Он помялся словно в нерешительности, потом спросил: – Смуглянку Энни знаете, девушки? Сестрица моя…
Горбатая Элис пренебрежительно искривила длинный безгубый рот:
– Да ходила тут такая. И что же?
– Поговорить про нее хотел…
– Некогда мне с тобой разговаривать, – фыркнула Элис, надвигая украшенную полуувядшей розочкой шляпку на слишком выпуклый, как у дауна, лоб. – Мне деньги надо зарабатывать.
– Погоди, – толстуха оказалась милосерднее, – брат все-таки…
– Нет денег – нет разговора. – Элис сморщила кривой, похожий на куриный клюв, нос и, переваливаясь на коротких ножонках, побежала за очередным прохожим.
– Злая она у вас, – пожаловался Дан.
– Некрасивая, вот и злая, – мирно ответила рыжеволосая толстуха. – На нее только пьяные, старики да уроды смотрят – те, кому выбирать не приходится. И Смуглянку она недолюбливала, та нарасхват шла. Только зарезали ее, Потрошителю попалась. Не повезло бедняжке. Уж извини, как есть, так и говорю.
– Знаю, – пригорюнился Дан. – В «Сковороде» сказали.
– Так чего тогда спрашиваешь? – насторожилась толстуха.
– Да узнать хотел, не осталось ли после нее каких вещей. Забрал бы. Сын у нее растет.
– Да какие у нее там вещи, – отмахнулась толстуха. – Она все пенни, что зарабатывала, только на ночлег да на врача
