– О чем ты, хозяин? – весело спросила девушка, но Алан услышал напряжение в ее голосе.
– Тот лазутчик, который выдавал себя за раба, был заслан не от герцога, как мы думали, а от твоего отца, так ведь, Мати? И мой портрет понадобился не герцогу, а твоему отцу, чтобы узнать меня, когда я прибуду в порт. А от тебя он узнал, что раб, которого так жаждет получить Марган, проживает в Крови. Это ведь ты сдала Неженку, Мая?
– Хозяин, как ты мог такое подумать? – настолько искренне возмутилась девушка, что Виктория так же искренне восхитилась ее артистическим талантом.
– Только одно не могу понять, как тебе удалось привлечь на свою сторону брата Эдара? Тоже переспала с ним? – Виктория знала, что перегибает, но не смогла сдержаться. – И в рабство ты попала не случайно, правда, Мая? – продолжил конт. – Что тебе пообещал Алвис за эту работу? Или это инициатива твоего отца? Или, правильнее сказать, – твоего любовника?
– Мэтью Гарнер мой отец! И не смей думать, что я с ним спала! – воскликнула Мая, и Алан улыбнулся. Даже если бы Виктория сомневалась в их родстве, то одного взгляда на Мэтью было бы достаточно, чтобы рассеять сомнения. Отец и дочь были слишком похожи. Но провокация удалась. Мая, возмущенно уперев руки в бока, выпалила: – Ничего никто не подстраивал заранее. Брат Эдар просто должник нашей семьи, отец когда-то очень ему помог. Я не спала с ним! – Она бросила на Иверта быстрый взгляд, но тот стоял у окна с безразличным лицом и не смотрел на девушку. – Меня действительно продали в рабство, и Искореняющий меня спас. Но потом он предложил… – она запнулась и затравленно посмотрела на конта, – он предложил мне за освобождение…
– Втереться ко мне в доверие, а еще лучше пробраться ко мне в постель. И? И что, Мая?
– Все не так, – хмуро буркнула девушка, садясь на кровать. – Ему зачем-то надо было, чтобы ты приехал в город до начала ярмарки. И привез с собой Неженку и Тура. Вот я и взяла с тебя слово, что ты вернешь меня отцу. А про постель… – Она опять посмотрела на Иверта. – Ничего он мне не говорил про то, что я должна с тобой спать, это я сама. Да ты вообще меня игнорировал! Как можно на тебя влиять, когда ты спишь один и девушки тебе не нужны? Ты постоянно то в горах, то на войне, то в каких-то развалинах, то строишь города!
– А когда ты связалась с Мэтью?
– Это не я! Отец меня быстро нашел через купцов и прислал человека.
– Ты знала, что у Леонардо никогда не было женщины, и переспала с ним, чтобы привязать к себе? Чтобы, когда я повезу тебя домой, он попросился с тобой?
– Я думала, он влюбится в меня. Но он…
– Он художник, и состояния влюбленности у него часто меняются. Я знаю, – спокойно произнес Алан. – Он мне признался. Мая, что еще ты хочешь нам рассказать?
– А что еще рассказывать? Все произошло без меня. Ты сам взял с собой и Леонардо, и Тура. Мне даже не пришлось просить тебя, – совершенно чужим, спокойным, взрослым и отчужденным голосом произнесла девушка. Да и сама она изменилась, исчезла из глаз задорная искорка, взгляд стал усталым и оценивающим, плечи напряглись.
– Как ты связывалась с братом Искореняющим?
– Никак. Он сказал, что, когда надо будет, сам меня найдет.
– Зачем ксену Неженка?
– Я не знаю! Отец хотел подарить его этой гадюке Мару, но я бы его отговорила!
– Ты на самом деле так наивна или притворяешься? – В голосе Иверта сквозили такие презрение и разочарование, что Мая не выдержала и всхлипнула.
– Отец послушался бы меня.
– А со мной ты спала тоже по приказу отца? – Голос игуша звенел от едва сдерживаемого гнева. Казалось, еще немного, и он ударит Маю. – Пока я не стал советником вождя, ты не проявляла ко мне интереса.
– Ты ошибаешься, Иверт Ураган, – звонким и ясным голосом произнесла Мая, вскидывая голову и расправляя плечи. – К тебе я пришла, потому что ты мне нравишься.
– Ты … Мая, – презрительно процедил, словно выплюнул, горец. Виктория не знала этого слова, но по вспыхнувшим щекам «подарочка» поняла, что это нечто очень унизительное.
– Иверт, скажи Кириму, что мы готовы. – Алан дождался, пока за горцем захлопнется дверь, и повернулся к застывшей на кровати девушке.
Мая сидела, опустив руки на колени, и смотрела в стену. Она не плакала, только прикушенная губа говорила о том, как тяжело ей дается спокойствие. А может быть, она опять играла?
– Я не позволила бы ему сообщить о Лео советнику.
