Шестой сон

– Это тоже оранг-асли, только в отличие от сеноев они… каннибалы.

К ним подошел молодой мужчина и обыскал карманы. Вытащив бумажник Жака, он бегло осмотрел содержимое. К мужчине подошли другие туземцы. Бумажник переходил из рук в руки и в итоге был унесен в одну из хижин.

– Эй! Погодите, там мой паспорт! – вскричал Жак.

– Все уладится, – пророчески изрек Фрэнки, перед тем как заснуть.

Жак рассматривал деревню. Просторные дома на сваях соединялись в окружность правильной формы. Вместо крыш – сухие пальмовые листья, стены укреплены бамбуком. В очаге готовилась пища для всего племени. В стороне стояли рамки для сушки шкур. Были здесь и примитивные ткацкие станки. По деревне прохаживались кошки, их было много. Мужчины уже не обращали особого внимания на пленников – занимались изготовлением стрел для сарбаканов, другие затачивали бамбуковые стебли, превращая их в копья. Мало-помалу стали возвращаться женщины и дети, бросая в сторону привязанных европейцев опасливые взгляды.

– Мы пришли к вам с миром… – громко сказал Жак, стараясь перебить храп Фрэнки.

42

Жак Кляйн проснулся от прикосновения к лицу. Он открыл глаза, решив, что по нему бегает паук. И увидел чьи-то тонкие пальцы. У девушки, которая прикасалась к нему, были совершенно белые зрачки. Вздрогнув, Жак подумал, что это кошмарный сон, но тело подсказывало, что он бодрствует. Солнце уже поднялось высоко, и он понял, что проспал около десяти часов.

Рука прикасалась к его волосам, подбородку, глазам. Слепая девушка произнесла несколько слов на своем языке, после чего мужчина, взявший его бумажник, вернулся с ножом в руке. Жак зажмурился. Но мужчина освободил его, разрезав веревки.

– Спасибо, – облегченно произнес Жак.

Девушка продолжала ощупывать его лицо. Особый интерес у нее вызвал игрекообразный шрам. Жака смущало это тактильное исследование, но из уважения он продолжал стоять неподвижно, дожидаясь, пока она закончит.

Девушка вынудила его закрыть глаза и слегка надавила на глазные яблоки, причинив Жаку несильную боль, но он по-прежнему не решался ее оттолкнуть.

А вдруг она меня ощупывает, как мясник ощупывает корову, перед тем как ее заколоть?

Он прогнал эту мысль, стараясь телепатически передать ей другой посыл:

Я несъедобен. Я жилистый. Я – источник холестерина. Я ядовит. Не ешьте меня. Я совершенно невкусный.

Жители деревни издалека внимательно рассматривали их.

Незрячая очертила пальцем линию его губ.

– У вас ее рот, – наконец сказала она.

– Кто вы? Вы говорите по-французски?

– Ваша мама обучила нас вашему языку.

– Моя мама? Вам известно, кто я?

Девушка была крохотного роста. Слегка раскосые, совершенно белые глаза, высокий лоб, чувственные губы, золотистая кожа и роскошные черные волосы. Руки были необыкновенно изящны, ногти ухожены. На ней были саронг цвета фуксии и многочисленные украшения.

– Да, мсье Кляйн. Мы прочитали ваше имя у вас в бумажнике.

Она произнесла это с такой непосредственностью, что он чуть не прыснул со смеха.

– Где моя мама? Мне нужно поговорить с ней.

– Это невозможно, мсье Кляйн.

Тут пришел черед проснуться Фрэнки. Девушка ощупала его лицо, потом что-то начала говорить соплеменникам, а те ей сухо отвечали. Было видно, что между ними нет согласия.

– Вы сенои? – спросил Фрэнки.

– Действительно, именно так мы и зовемся.

– А почему вы оказались здесь?

– Мадам Кляйн убедила нас, что нам нужно уехать далеко, очень далеко, намного дальше, чем мы ходили до того. Она помогла нам в этом. Посадила нас на корабль и привезла сюда. Большинство из нас никогда не видели моря.

– Где моя мама? Где она? Говорите!

Девушка взяла его за руку и подвела к свежей могиле, в которую был воткнут овальный валун с выбитой на нем надписью: «КЛЯЙН»: