— Аэтелль! — раздалось вслед.
Я бежала так, что черная остроконечная шляпка слетела на повороте, но мне было все равно. Промчавшись мимо собравшихся горожан, мимо появившихся солдат и офицеров, мимо подошедшего господина мэра и его сопровождающих, я сбежала вниз по дороге и, схватившись за столб, поддерживающий крышу над порогом черномагической лавки Люсинды, в ужасе уставилась на белый клочок бумаги, приклеенный к двери!
«Вернусь к обеду» — гласила записка.
В глазах потемнело…
Ноги ослабли, и, скользя ладонью по столбу, я обессиленно опустилась на дорогу, чувствуя, как слезы срываются с ресниц.
Она не вернется. Люсинда уже отрезана от источника, но еще жива… Как была жива и Мадина, когда ее отрезали от Гардэма.
Дверь тихо приоткрылась, и на порог вышел призрачный черный ворон — Хархем. Остановился, нахохлился, словно птица в дождливую погоду, прикрыл глаза.
— Куда, Хархем, куда она пошла? — едва слышно прошептала я.
Хранитель не ответил. Не мог, даже если бы и захотел; мой Дохрай исключение из правил, он способен рисовать и жестикулировать, Хархем — нет. Лишь тяжело вздохнул и спрятал голову под крыло. Я смахнула слезы и окинула взглядом всю лавку — Люсинда жива, несомненно, жива, но на пороге стоял котел, и вот на нем имелась трещина… Она жива, но ее уже начали убивать!
— Госпожа ведьма, — раздался голос мэра за моей спиной, — вам удобно?
Ничего не ответила. На это даже сил не было.
Какой-то мальчуган принес мою шляпку, робко протянул. Выдохнув «спасибо», взяла свой головной убор и уронила, не сумев удержать ослабшей рукой. Мальчонка поднял снова, поставил возле меня, сам присел на корточках рядом и испуганно спросил:
— Эту госпожу ведьму тоже убили?
— Беги к мамочке, — попросила я.
Больше сказать ничего не успела — кто-то подошел, схватил за талию, поднял и поставил на ноги.
— Стоишь? — зло спросил Арвейн.
Вырвалась молча, повернулась — толпа собралась внушительная, в глазах местных жителей отчетливо читалось сочувствие, белые маги заинтересованно оглядывали Хархема, отряд гарнизонных верховых ничего не понимал, но все на меня смотрели разъяренно, так что сразу становилось ясно, по чью душу прибыли. Не удивлена — у них в гарнизоне весьма для всех неожиданно появилось четырнадцать солдат с шакальими головами. Так что я не удивлена, а вот они, вероятно, очень даже.
И тут мой взгляд заметил пробирающегося через толпу извозчика, который, не дойдя шагов семь, громким заговорщицким шепотом сообщил:
— Госпожа ведьма, там это… там ваша расчлененная девственница в мешке, кажется, в себя приходить начала.
Арвейн, поднявший мою многострадальную шляпку, обронил ее на дорогу. Толпа затаила дыхание, гарнизонные остолбенели, у мэра вытянулось все лицо.
— Странно, — я нахмурилась, — еще с час должно было зелье действовать…
— Видать, выветрилось, — блеснул догадкой один из присутствующих местных жителей.
— Наверное, — согласилась я.
И тут нервы сдали у белого мага.
— Какая девственница, Телль? — взревел он.
— Расчлененная, — услужливо подсказали ему местные всей толпой.
Вот, сразу чувствуется и пиетет, и уважение к черной магии. Не то, что у некоторых. К слову, прискакавшие возмущаться гарнизонные сразу же передумали выражать негодование и вообще заставили лошадей сделать пару шагов назад.
Злая и суровая черная ведьма подняла свою шляпу самостоятельно, отряхнула, как могла, нахлобучила на голову и, гордо вздернув нос, жаль, не острый, направилась к двуколке. Просто нечего одержимым камышовым котам делать посреди города, еще поранят кого.
Стоило подъехать к лавке, как следом за мной подъехала телега мясника. Господин Тесак, снял шляпу в знак приветствия мне и крикнул: