У кого-то глаз задергался. Во имя Тьмы, почему черная ведьма опять должна нервничать?!
— Да я вас… да я вас… — дыхания от злости не хватало, — да я вам грозу в спальне каждую ночь устраивать буду!
— Ничего, — голос мэра был убийственно спокоен, — я два года провел в тропическом лесу, опыт проживания под проливными дождями имеется.
У кого-то задергался и второй глаз.
— Господин мэр, уйдите с дороги! — У меня уже не было времени на угрозы.
— Госпожа ведьма, не стоит заводить детей, пусть даже это будущая черная ведьма, от нелюбимых мужчин, пусть даже белых магов.
Зигфрид, которого я цепко держала за руку, застонал, вздрогнул всем телом… Тьма, действие заклятия начинало ослабевать.
— Господин мэр, — у меня появилось желание разреветься от досады, — прекратите мне указывать! И вообще, шли бы вы со своей моралью к себе в… мэрию!
И как подтверждение моего предложения, со стороны сада раздалось кокетливое:
— Господин Вегард, где же вы?
Голос принадлежал белой магине. Криво усмехнувшись, кивнула в сторону входа и уже тише посоветовала:
— Идите, господин мэр, вас ждут. Заждались уже даже. Хорошая партия.
Белые магини вообще на брачном рынке очень ценятся, и не только потому, что с изрядным приданным. Они за смертных только вторым браком выходят, но от белых магов в первом браке так натерпятся, что своих смертных мужей любят безмерно, преданы им, о доме заботятся… детей, правда, не рожают. Потому что полукровки под запретом жестким у белых. Впрочем, у черных тоже.
— Господин Вега-а-ард! — раздалось уже ближе.
— Идите, господин мэр, — почти издевательски протянула я, — белые не любят ждать.
Мэр медленно прищурил глаза, затем с глухой яростью в голосе ответил:
— Прекратите мне указывать, госпожа ведьма.
В этот момент мне захотелось отпустить руку уже гораздо более ощутимо дрожащего Зигфрида и высказать некоторым все, что я о них думаю, но…
Мы, черные, народ расчетливый, а у меня имеется конкретная проблема — беломагическая рожа! И ее нужно решать, а для мести время и позже найдется.
Опустив голову, посмотрела на пуговицу, которая опять упиралась мне в кончик носа, тяжело вздохнула и прошептала:
— Айе энтранс!
Черный смерч ворвался на площадь, разбрасывая цветы, что вырвал из женских причесок, фонарики, которые украшали деревья и саму мэрию, поднимая тучи принесенной с побережья пыли, гомон встревоженных птиц и туман, на мгновение окутавший площадь.
А когда туман развеялся, меня и Зигфрида на площади уже не было.
Потому что в этот момент, заперев дверь лавки на засов, я бежала вверх по лестнице, одной рукой удерживая на буксире опоенного магией белого, а второй стремительно расстегивая платье. Ибо сколько у меня времени, я совершенно не знала. Нет, по идее, если мэтр Октарион сообразит о случившемся, ловушки его на некоторое время задержат, вот только на какое?..
А потому, втянув белого в свою спальню, я торопливо сорвала с него плащ, нагрудник, камзол, рубашку и толкнула полуголого Зигфрида на постель. Следом на пол полетело мое платье, туфли, нижняя сорочка, и сиганув на кровать, я торопливо укрыла нас с магом одеялом, а после…
После наступило блаженство.
Натуральное, непередаваемое, чувственное блаженство…
Ведь что может быть приятнее, чем страдания белого мага из ордена, на которого, ко всему прочему, у одной черной ведьмы имелся зуб?! Причем вполне обоснованный.
Для начала раздался рев «ТЕЛЛЬ!», перекрывший гул веселящегося на балу народа и даже музыку.
А затем самый лучший из звуков — треск обвалившегося порога и повторный рык «Телль!» но уже из зарослей посаженной в яме злодейской крапивы. Мм-м… это как получить все подарки на смертовство в свое единоличное расположение — блаженство да и только.
— Мм-м, — застонал Зигфрид, на груди которого я вольготно и крайне недвусмысленно устроилась.
