Б…
– Иди к Дюку. С ранеными закончит – пусть тобой займется. Ты мне нужен на ногах.
Дюк – наш медик. Причем настоящий… почти – у него семья медики, врач в третьем поколении. Он из Одессы…
Дом, который я видел только на спутниковых снимках, – теперь передо мной, с расхлестанными автоматным огнем окнами. Сербы взяли с собой крупнокалиберную винтовку Черная стрела – и подавили точки одна за другой, пуля просто проламывала стену и вместе с ней стрелка. Без этой винтовки было бы намного мрачнее.
У дверей встретил Девятку – старший лейтенант Хромов, из Ленинграда, кличка такая потому, что, вернувшись из Афгана, купил втридорога у перекупщиков «девятку», «ВАЗ-2109», причем в экспортном исполнении для Бельгии, и так и ездил на ней до сих пор. Если я вылечу из отряда или уйду на повышение – отряд примет он.
– Что там?
– П…ц, – нецензурно выругался он, – мясники конченые. На втором этаже…
– Цел?
– Да.
– Собирай людей и занимай оборону. Будут неприятности.
– Без вопросов. На дороге что?
– Собирай людей и занимай оборону, – повторил я.
– Есть.
Внутри на полу месиво из человеческой крови, растоптанных вещей, гильз… в общем, все, что и бывает при массовом и жестоком боестолкновении. Валяется оружие – до хрена его тут, трупы – их оттащили к лестнице, их пять – это только то, что я вижу. На столе Дюк занимается раненым…
– Дюк?
Он, не отвлекаясь, показал большой палец. Уже легче…
– Все компы, все носители информации собрать и в мешки! – громко отдаю очередной приказ. Терять ничего нельзя, обычный сотовый может быть бесценен.
Поднимаюсь на второй этаж. Кровь на лестнице (она, кстати, каменная), кровь на площадке, кровь в комнатах – везде кровь. Дом сложен так, что низ – из местного камня с цементом, а верх – легкий, деревянный, пуля только так прошибает.
– Кто?
– Кабан.
В большой комнате мебели совсем нет, пол застелен ковром, и на нем спальники, воняет бараниной, дерьмом, кровью. На стене – углем или краской метка – кибла, направление на Мекку. Трупы сложены в небрежный ряд у стены, все с разбитыми головами – контрольными стреляли. Крови натекло столько, что она собралась в общую лужу и медленно просачивается к двери. Тут же отдельно автоматы, сброшенные пустые магазины…
Семь человек. Спальников двенадцать. Нехреново тут устроились.
– В соседней…
Захожу в соседнюю. Тоже спальники, тоже нет мебели – только на стене распят человек. Стволом отодвигаю длинные волосы – это Юсеф. Его прибили гвоздями к стене, после чего начали медленно снимать кожу с ног. Афганцы, значит, тут афганцы. Для них это не проблема. Как-то раз, еще в первую командировку, они попытались запугать нас пленным, сделали «тюльпан»[20]. Я не буду говорить, что мы сделали в ответ – военная прокуратура работала и работает с неотвратимостью гильотины. Но скажу одно – больше духи нас пугать не пытались. Убивали – было дело. А мы – их. Но пугать – больше не пытались. Потому что дотумкали, мы – не призывники зеленые. И меряться с нами одним местом бессмысленно. Нет ничего такого, что мы не могли бы повторить и даже творчески усовершенствовать.
Гудят мухи… гудит в голове… медный привкус крови оседает на языке. Давненько такого не видел. Интересно, а американцы, которые сюда ехали, им это как? Мозг не жмет?
Ну, ладно…
Кровь уже почти ссохлась на полу черной лужей, рядом лежит нож, возможно, тот самый, каким это сделали. Небольшой, какой-то странный – не похож на восточные ножи. Поднимаю, смотрю… да, не восточный, карманный какой-то. Интересно, кто это рукастый такой?
На улице вспыхивает перестрелка, хлопает граната – и все обрывается. Бегу туда…
Спецназовцы – сербские – столпились около одного из домов. Милош тоже там.
– Что?
– Сам глянь.
Захожу. Дом, но чердака в нашем понимании у него нет. Мощные балки – вверху, в темноте. На столе – две отрезанные головы, смотрится это как-то…
