бизона втиснули в клетчатую рубаху. Жуть. Он начал выпивать – по дороге домой заруливал в «Пивную лавку Клаузена» и уговаривал полдюжины пива; когда я бывал у Фрэнки в гостях, то иногда видел, как его старик сидит в своем «шэви» и пьет «Лоун Стар». Он лил пиво в рот, банку за банкой, как автомат. Выпив пол-упаковки, нес вторую половину домой и допивал у телевизора за баскетболом. При этом ни разу не проронил ни слова. Сидел неподвижно, как монумент, с белым как мел лицом в свете кинескопа. Вы буквально слышали, как тикает в этой бомбе часовой механизм.
Хуже всего было то, что он начал поколачивать Фрэнки, притом без всякой причины. Ну, может, какие-то причины и были – Фрэнки, в конце концов, за словом в карман никогда не лез. Но тут все обстояло хуже. Без предупреждения – Джек просто подходил и отвешивал ему зуботычину. Фрэнки, разумеется, не мог драться с отцом. Попытался один раз, и старик вышвырнул его с крыльца, как мешок с мясом. Фрэнки пропахал тротуар и ободрал руки. Врачам пришлось залепить их пластырем, как боксеру. И вот в таком-то аду мой закадычный дружок жил семь лет. Считал дни, оставшиеся до призывного возраста. Этих оставшихся дней, однако же, хватило, чтобы он успел свернуть на кривую дорожку. Когда Фрэнки начал меняться, меня это не сильно удивило. Однако, хоть я и знал, сколько он натерпелся, его метаморфоза вгоняла меня в дрожь, словно в кишках проворачивали ледяной кол. На моих глазах он как будто гнил изнутри… как яблоко, сердцевину которого точит червь. Сердце разрывалось.
Весной 79-го ситуация ухудшилась, а к лету Фрэнки оказался в полной заднице. От еженедельного лупцевания отпрыска Джек перешел к ежедневному. И знаете, что самое мерзкое? Он бил так, чтобы не оставлять следов. Лупил по затылку, сжимал шею, пока у Фрэнки глаза не начинали вылезать из орбит, и всякие такие штучки. Я при этом, слава тебе господи, не присутствовал. Фрэнки рассказывал мне обо всем в стиле черного юмора. Смеялся, пожимал плечами и бросал что-нибудь типа «такое вот кино, Курт». Его смех тоже изменился. Стал похож на воронье карканье.
В выпускном классе он стал совсем безбашенным, диким, как бродячий пес. Воровал у отца деньги, башлял громилам, которые подпирали стены у винных магазинчиков, похожих на клетки, на 10-й и Браунинг-стрит, и те покупали ему выпивку. Не пиво, хочу заметить. Нет, Фрэнки сразу дошел до стадии «Джима Бима»; устроил нычку под сиденьем машины Майка Шавенко – тот при нем состоял чем-то вроде оруженосца. Возил Фрэнки на все пивные вечеринки, особенно те, куда собирался народ со всего города и где при желании всегда можно было найти приключения на свою голову. Они наливались скотчем, после чего Фрэнки затевал драку – с одним, двумя, тремя парнями, ему было без разницы. Он дрался со всеми желающими и укладывал одного за другим. При этом он был доходягой, что доказывает, что крутой нрав играет в потасовке бoльшую роль, чем природные спортивные данные. Фрэнки стал чем-то вроде легенды, ей-богу. Сам он по рогам получал в процессе неплохо, но, я так понимаю, с тем, что прилетало ему от папаши, это рядом не стояло.
Теперь уже можно признаться – я дал Фрэнки ключ и разрешил ночевать на диване, когда у него дома становилось совсем невыносимо. Несколько раз я заставал его по утрам вырубившимся, с кругами вокруг глаз, как у енота, он храпел так громко, что казалось, задохнется, не приходя в сознание. А однажды – святые угодники! – я увидел, что он лежит на диване буквально с ног до головы залитый кровью: ее было так много, что я едва его узнал. У него был такой вид, будто он попал в аварию: на лице запеклась корка крови, футболка вся почернела и заскорузла до состояния гипса. Пару секунд я думал, что он мертв, но тут раздался этот его жуткий трубный храп. Я отвез его в больницу. Оказалось, что на какой-то пляжной вечеринке он затеял нехилый кулачный бой с двумя третьекурсниками из колледжа. Уложил одного из них и принялся татуировать ему физиономию с помощью нераспечатанной банки «Блэк Лейбла», а второй чувак в это время пытался забить гол с помощью Фрэнковой башки – при этом на ногах у этого гада были шипованные ботинки. Фрэнки закончил с первым, затем вскочил и гнал второго по пляжу еще с километр, после чего измолотил его в кровавую пульпу. У Фрэнки на губах выступила пена, он пытался утопить парня, но тут наконец в толпе наблюдателей прозвучал голос разума, и их растащили. Фрэнки потерял три зуба, а на его скальп наложили сорок с лишним швов. Страшная история.
Конечно, договариваясь с Фрэнки, я обманул ваше доверие: в ваше отсутствие разрешил известному на всю школу «неблагонадежному элементу» заваливаться к нам на ночевку. Можете поверить, мне эта ситуация совсем не нравилась, я оказался перед ужасной дилеммой. Приходилось выбирать – помочь другу или оправдать доверие родителей. Это было непростое решение. Я спрашивал себя: а как бы на моем месте поступил отец?
Во всей этой ситуации Фрэнки проявил себя истинным джентльменом. Не тронул ни единой вещи. Даже пару раз на выходных помогал мне, когда я работал во дворе. Сейчас я думаю, что нам здорово повезло, что его отец ни о чем не догадался и не заявился, чтобы сделать из Фрэнки боксерскую грушу. Возможно, Джеку было до лампочки. К тому времени в мозгах у него уже творилось такое, что его выперли из профсоюза, – так что можете себе представить, до чего он докатился, если с ним так круто обошлись. Последний раз я слышал о нем, когда учился в колледже, – он таки лишился дома, переехал в Нью-Мексико, где поселился в трейлере «Эйрстрим»?[71] вместе с проституткой, строившей, если можно так выразиться, карьеру под сенью дорожной эстакады.
Пока вся эта драма с Фрэнки набирала обороты, каждый вечер ровно в восемь я шел в магазин Кулиджа, где работал до полуночи. Если только не нужно было принимать товар: в таком случае помощник управляющего, Херб Нортон, задерживал меня до часу-двух ночи. Утруждаться особенно не приходилось. Херб обычно сидел в офисе и смотрел телик или засыпал на своем уютненьком вращающемся кожаном стуле, который Кулидж именовал «капитанским креслом».
Со мной работал еще один парень, Бен Вульф. Он закончил школу на два или три года раньше и женился на своей школьной подружке. У них родился ребенок, так что Бен работал на трех работах, пытаясь обеспечить семье крышу над головой. Мы с ним устраивали долгие перекуры в переулке и вели разговоры о футболе. Бен был раннинбеком?[72] в нашей команде. На поле его практически не выпускали, хоть скорость он разивал весьма приличную. Хороший парень – однажды осенью он как-то привел жену с ребенком поболеть за меня в домашней игре.
