сделал его мягче во многих отношениях, но не умерил его острой антипатии ко всяким гнилым мажорам.
Коннор воскликнул:
– Ага, добрались! Пол уже начал беспокоиться. Ездить по этим дорогам по ночам – это сущий ад. Я пришлю кого-нибудь проводить вас в ваши комнаты. А пока предлагаю заглянуть в куда более интересный уголок поместья Волвертон.
Мельники проследовали за ним через холл, сводчатые потолки которого вздымались на головокружительную высоту, и вошли в гостиную. Коннор оставил их у бара, препоручив заботам бармена в белом смокинге. Мишель вручила Дону «Канадиан Клаб»?[90] и чокнулась с ним так сильно, что виски пролился на пальцы.
Стоя возле бара в шаге от жены, Дон наблюдал за гостями, тонким ручейком втекающими в зал за свежими порциями спиртного. Наклонившись к Мишель, он поинтересовался:
– А сколько тут вообще народу?
Она придвинулась ближе и взяла его под руку:
– Я не видела список. Немного. Человек двадцать-двадцать пять. Это клуб для избранных.
– Черт, а что я тут делаю?
– Идешь в нагрузку ко мне. И к Аргайлу. Кстати, помянешь черта, он и явится. Аргайл, дорогой!
Она со змеиной ловкостью высвободила руку и перехватила у входа Аргайла Ардена, изысканно-блистательного в своем кремовом костюме и с золотым носовым протезом. Они расцеловались, после чего Аргайл представил своего шофера, крепкого парня с короткими черными волосами и посаженными чуть ближе, чем надо, глазами. Все молодые и дюжие компаньоны Аргайла представлялись Дону скорее типажами, чем настоящими людьми, и все они сливались в некий сплав, воплощение эффектной и угрюмо-агрессивной американской мужественности. Зимой у седовласого аристократа будет уже новый курс и новый компаньон.
Нынешний же спутник, Микки Монро, как вскоре узнал Дон, подрабатывал, чтобы оплачивать обучение в Сент-Мартине.
– Мик собирается стать библиотекарем, когда вырастет, – своим громоподобным голосом провозгласил Аргайл, когда все были представлены друг другу. – Почти такая же тоска, как клеить марки или сортировать камешки, а, Дональд?
– Наклейщики марок, препараторы лягушек и сортировщики картотек дают мне сто очков вперед, – сказал Дон с широкой улыбкой. – К счастью, моя страсть бродить по болотам и сваливаться в шахты уже притупилась.
– И это не шутка, – добавила Мишель. – Только дело обстоит еще хуже. Сдвинуть его с дивана можно только посредством раскаленной кочерги.
– Вон оно что! Так вот каким способом ты мотивировала его отправиться в этот тяжелый путь?
Мишель ухмыльнулась и кивнула Дону:
– Любовь моя, повернись, нагнись и продемонстрируй дяде Аргайлу рукоятку.
– По самое не могу, – сказал Дон, слегка сжав кулак, но на него уже никто не смотрел.
Мишель принялась рассказывать историю об одной из своих самых драматичных и печально известных экспедиций в джунгли, где на множество миль вокруг не было никого, кроме ягуаров и охотников за головами. Экспедиция была организована несколькими фондами, в ней участвовали фотографы, журналисты, гиды и небольшая армия носильщиков. Возглавлял ее русский антрополог по имени Борис Каламов, заработавший репутацию на раскопках ацтекских храмов и уверявший, что у него есть документы, которые подтверждают истинность легенд о тайном городе, затерянном в самом сердце Конго. Найти Офир команде так и не удалось, зато трое носильщиков стали добычей то ли леопардов, то ли ягуаров, двое умерли, затеяв друг с другом поножовщину, а все остальные, включая вьючных мулов, чуть не погибли от дизентерии.
Для Каламова и его инвесторов экспедиция закончилась бесславно. А вот Мишель, как обычно, вышла сухой из воды и опубликовала работу, в которой прослеживала связь между местными охотниками за головами (некоторые из них, как это ни удивительно, заглядывали в лагерь дружески поболтать у огонька) и двумя другими многочисленными и далеко не столь первобытными племенами, обитающими за тысячи километров оттуда. Связь была довольно пунктирной, и рабочим муравьям предстояло еще немало потрудиться, компилируя и сличая данные, а, учитывая черепашьи темпы такой работы, должно было пройти еще несколько лет, прежде чем ее идея получила бы настоящее признание; тем не менее труды Мишель даже в последние годы ее и без того блестящей карьеры по-прежнему продолжали, так сказать, приносить плоды.
Она, конечно, работала и над третьей книгой. Ей надо было лишь слегка отвлечься от своей последней страсти – составления генеалогического древа Моков и выкроить время, чтобы напечатать рукопись. А заодно переодеться и помыть голову. Если не принимать в расчет ее элегантной и бесспорно роскошной прически для поездки к Волвертонам, по дому в Олимпии Мишель, выныривая из своей норы после долгих часов упоенной работы, ходила в образе безумной ведьмы из «Макбета». С растрепанными волосами, сумасшедшим выражением темных глаз, излучавших хаос и зловещий экстаз, с потрескавшимися и перепачканными чернилами руками, накинув на голое тело грязный потрепанный халат, а порой обходясь и без халата, Мишель в предрассветные часы шебуршилась на кухне и в кладовой в поисках пищи, точно дикий зверь.
Дон скучал по детям. Но также благодарил небеса за то, что в последние несколько лет они редко бывали дома и не испытывали терпения своей матери. Особенно Курт рисковал серьезно пострадать.
