Земля здесь была практически ровной: прогалина в форме полумесяца, зернистая почва, поросшая бурьяном. Клубы тумана тянулись вверх, напоминая дым. В центре прогалины покоился массивный булыжник, прочно укоренившийся в черной земле. В высоту он достигал метров двух с половиной, а в окружности был добрых пять метров. Увитый плющом и зловеще-зеленым мхом, он излучал ауру чего-то недоброго, как дремлющее сказочное чудовище, вроде тех, которые были изображены в книгах Мишель. Впечатление усугублялось торжествующим похоронным граем рассевшихся вокруг ворон. Рядом лежало еще несколько камней – от мелких, размером с человеческий череп, до здоровенных, величиной с небольшую машину. Прогалину обрамляли деревья, величиной и возрастом способные посоперничать с двумя великанами, растущими во дворе у Дона.
Следопыт из Дона был никакой, но, насколько он мог судить, на эту землю уже десятки лет не ступала нога человека. Грудь Дона словно стянуло обручем, глаза застил пот и заволакивала темнота – у него резко взлетело давление; он начал спотыкаться. Большой камень был, без всякого сомнения, тот же, что и на снимке, но внезапную дурноту вызывало что-то иное, проистекавшее из более темного и глубинного источника, не поддававшегося определению. Он словно услышал звук соблазняющей свирели и оглушительных цимбал, словно увидел демонские маски, залитые кровавым светом костра, занесенный топор…
– Погодите-ка, папаша, – сказал Хэнк, помогая Дону опуститься на колени. – У вас, часом, не сердечный приступ? Ох ты, елки-палки, даже не вздумайте. Ну-ка, хлебните воды.
Хэнк прижал свою флягу к губам Дона.
Дон сделал глоток и закашлялся, через несколько секунд он справился с прострацией и снова стал собой прежним, если не считать дрожащих рук и колотящегося сердца.
– Спасибо, парень. Я в полном порядке. Старый я уже для всей этой ерунды, хе-хе.
Хэнк уже отвернулся, вытирая горлышко фляги рукавом и закручивая крышку. Склонив голову, он смерил взглядом замшелый камень:
– Черт, что-то с этим проклятым булыжником не так, а? Передохните-ка минутку. Я пойду посмотрю.
С этими словами он повесил флягу на плечо и осторожно двинулся вперед. Отпечатки его подошв, потревоживших слой сухой листвы и иголок и оставивших оттиски на мягкой, темной почве, были здесь единственными следами. Никаких признаков животных. Только жужжание комаров и мух, больше никого.
Постояв на месте и заглушив хор мрачных предчувствий, поднявшихся из бездны его подсознания, Дон осторожно последовал за Хэнком, щелкнув по пути несколько кадров, чтобы сравнить их потом с фотографиями, найденными дома.
С одной стороны на камне имелось продольное углубление по вертикальной оси, вдоль которого тянулся широкий неглубокий желоб. Четыре скобы из позеленевшей, окислившейся бронзы были вбиты на некотором расстоянии друг от друга. Он с легкостью представил фигуру, распростертую на камне в позе морской звезды, прикованную за руки и за ноги. В нескольких метрах от центра, полускрытое слоем земли и хвои, виднелось костровище – одно из нескольких, освещавших сцены ритуалов и обрядов. Дон произнес с наигранной легкостью:
– А Аргайл не шутил. О любителях повыделываться.
Вот только дети и аматоры тут ни при чем. Слишком все обстоятельно, слишком серьезно.
– Ну не знаю, – сказал Хэнк. – Странно все это. Мда.
Он почесал в затылке и нахмурился, всем своим видом выражая скорее досаду, чем любопытство. Очевидно было, что грозный смысл, таившийся в желобе, скобах и костровище, от него ускользал. Скорее всего, в силу юного возраста ему не довелось ознакомиться с богатым наследием «Хэммер филмз», которому отдали должное Дон и Мишель в пору своей молодости (несмотря на то что после каждого такого кинозагула Дону потом снились отвратительнейшие кошмары). Дон-то знал, как делаются дела во всех этих жутких оккультных ужастиках старых кровожадных 60-70-х.
– Звякну нашим. Курт будет в восторге, – Дон достал мобильный и набрал номер Курта.
Слушая гудки, он поправил очки и окинул взглядом окрестности, на секунду представив толпу мрачных личностей в капюшонах, готовую выскочить из чащи, размахивая смертоносными косами. Звонок был перенаправлен на голосовую почту:
– Хм, это странно.
– Странно? А что странного? В лесу не надо даже упоминать о странном. У вас сигнал есть? У меня есть. Ну-ка, я попробую, – Хэнк попытался вызвонить Аргайла, но тоже безрезультатно. – Не отвечает. Чем они таким занимаются, что не могут взять трубку, а?
– Давай-ка не будем нервничать. Они скоро вернутся.
Дон обогнул камень, отметив, что обвивающие его лозы плюща и вьюна олицетворяют одновременно волю к жизни и эстетику распада; кое-где стебли прорвались и сочились тухлым соком и мякотью, и от лужиц поднимался характерный гнилостный запах. На дальнем конце поляна сужалась в седловину, зажатую между деревьями. По обе стороны перехода шириной с метр открывались отвесные склоны, метров пятнадцать-двадцать в высоту, а на дне оврага рос кустарник и валялись большие булыжники.
Этот узкий перешеек служил некогда тропой, кусты и травы еще не успели отвоевать обратно землю, утоптанную бессчетным числом прошагавших по ней ног. Впереди виднелась еще одна прогалина, окруженная группой старых елей, а посредине высилось нечто, напомнившее Дону беспорядочное нагромождение белых каменных плит. «Господи Иисусе», – вырвалось у него мгновение спустя. Он остановился. Снова закружилась голова и сдавило грудь.
