– Разумеется, но так, чтоб я этого не видел, – и он отвернулся к плите готовить кофе.
– Ох, балуете вы ее! – покачала головой Лэтти.
– Да, и получаю от этого колоссальное удовольствие.
– А я вам, сэр, вот так скажу – были бы вы с ней построже, может, она бы не так капризничала. А то иной раз – уж простите, слышала! – она вам такое скажет, что я не знаю, как вы терпите.
– Я не терплю, – покачал головой Ричард, – я люблю. Это большая разница. И давай больше не возвращаться к этой теме.
– Как скажете, сэр. Я-то как лучше хотела.
Он промолчал, поглощенный приготовлением завтрака. Кофе наконец закипел, и он налил его в чашечку, добавив туда сливок и насыпав сахару, положил на блюдце парочку ароматных булочек, красиво расставил все это на подносе и пошел в холл, где его уже ждал посыльный с тремя красными розами. Расплатившись, Ричард уложил цветы между чашками и пошел наверх. Чтобы отворить и затворить дверь почти бесшумно и ничего при этом не уронить, пришлось постараться. Но он справился успешно и, поставив поднос на туалетный столик, опустился на колени возле нее…
Джози спала, откинувшись на спину… Длинные, почти до ягодиц волосы рассыпались по постели и укрывали свою хозяйку, подобно шелковому одеялу, переливаясь золотом и перламутром. На пухленьких вишневых губках играла улыбка. Бретелька сорочки сползла с хрупкого плечика, являя взору темную родинку и приоткрывая соблазнительные полукружья ее совершенных грудей. Ее белая кожа – нежнее атласа, а под ней – голубоватые прожилки. Крошечные, самой прелестной формы ступни выглядывали из-под небрежно накинутой простыни.
Каждый раз, когда Ричард видел свою жену, особенно вот так, спокойно спящей, его охватывало чувство ирреальности происходящего. Что может маленькая прекрасная фейри делать рядом с таким, как он?
Подушечками пальцев он осторожно коснулся плеча, скользнул выше, к шейке, где под тонкой кожей билась жилка пульса. Демон внутри его довольно заурчал. Раз в год Садовникам разрешалось угощать тварей, что жили в них, Нектаром своего Цветка. Ричард считал это жутким и аморальным. Но сейчас, чувствуя не просто биение крови, но и сам ее вкус – упоительно-сладостный он едва боролся с искушением. Потом все-таки наклонился и едва ощутимо коснулся губами заветного местечка… Ее кожа благоухала розами…
Ему нравилось обуздывать демона в себе. Она его, только его. И он никому не отдаст ее. А уж тем более темному себе.
Хотя один раз уже отдал…
Эти случайно подслушанные слова ее исповеди заставляли его люто ненавидеть себя. Как он мог?! Как он посмел сломать цветок?! Что он наделал?
Да, конечно, она в ту ночь перешла все границы. Она била по самому больному. Но ведь она была лишь испуганной маленькой девочкой, которой только что рассказали, что происходит в спальне между мужчиной и женщиной. А он был неприятен ей. А он? Что сделал он? Отомстил ей за то, что с ним сделали другие? Выплеснул на нее годами копившиеся боль, отчаяние злость. Но ей-то, ей, бывшей его светом и смыслом, – за что?
Хорошо хоть, не обратился…
Он столько лет мечтал о семье. О своей настоящей семье. Он всегда представлял, что в его семье отношения будут строиться на нежности, доверии, взаимопонимании. И вместо этого причинил страдания той, которую хотел уберечь от всех бед на свете. Имеет ли он теперь право клясться в любви и не грош ли цена его клятвам? Почему не проявил чуткость? Не увидел, как ей страшно?
– О Джози, любимая моя, цветочек мой, ангел мой! – шептал он, задыхаясь от нестерпимой боли. – Все будет именно так, как ты сказала: палачи обязательно придут за мной, и я отдамся в их руки! Я ведь похитил драгоценный цветок из райского сада и измучил его! Я не имею права жить!
Он встал, пошатываясь, вышел из ее спальни и там уже сполз по двери. Пришлось расслабить шейный платок, потому что воздуху не хватало. Разумеется, она отказалась теперь от его нежности. Все должно быть в свое время – первый постулат ухода за цветами. Теперь поздно что-то менять, он – реальность, болезненная, неприятная. Ему никогда не стать мечтой. Поэтому он и запретил себе касаться ее. Для него это была худшая пытка на свете. Но это нужно, чтобы смириться. Чтобы запретить себе надеяться. Он должен жить, радуясь каждой минуте, что они еще вместе…
Ричард несколько раз судорожно вздохнул и подумал, что, если бы пару лет назад кто-то сказал ему, что он будет вот так корчиться у порога своей супружеской спальни, он бы рассмеялся глупцу в лицо…
Он встал, оправил одежду и пошел в кабинет. Завтра его ждали в университете с лекцией, а он еще и не приступал к подготовке. Кабинет граничил с библиотекой, где Ричард, набрав приличную стопку книг, вернулся к себе за стол и принялся за работу. Тема, занимавшая его, касалась причин сравнения женщин с цветами в религиозных и философских практиках разных стран…
Вторым и, пожалуй, даже более важным навыком, которому в обязательном порядке обучали Садовников, был секс. Ведь именно в интимной близости раскрывается глубинная суть женского естества, именно так наиболее полно понимается природа женщины, именно так она расцветает, превращаясь из бутона в прекрасный цветок. Поэтому сексуальному образованию неофитов в ордене уделялось особое внимание. И если с теорией и философией секса у него все было отлично, то вот с практикой возникли определенные трудности. Дело в том, что собственный, слишком ранний и слишком отвратительный, опыт заставлял его бояться подобного рода прикосновений, а не желать их. И тогда он решил для себя, что процесс вполне можно изучать с чисто технической стороны. И такой подход сработал. Ричард подошел к получению нового опыта со свойственным ему педантизмом: записывал и анализировал
