получаемые данные, суммировал их, делал определенные выводы… и искренне не понимал, почему люди готовы совершать невообразимые поступки ради одного лишь соития. Ну да, отмечал он, данное действие не лишено некоторой доли приятности, но чтобы терять из-за этого голову – увольте! Человек отлично контролирует свои физиологические потребности, эту в том числе, решил для себя Ричард. Подчинять свои волю и разум какой-то вспышке, химической реакции в мозгу казалось ему верхом глупости. Он всякий раз удивлялся, когда слышал или читал о необоримой роковой страсти, и понимание сути происходящего оставалось для него загадкой. В его объятиях побывали разные женщины – и изысканные японские гейши, и необузданные дочери южных морей, представительницы разных рас, наций, сословий, но ни одна из них не заставила его сердце трепетать, а рассудок мутиться. К тому же для него падение в бездну сладострастия было невозможно еще и по причине того, что он был слишком чистоплотным и слишком эстетом, поэтому беспорядочные жадные половые связи виделись ему чересчур грязными и отвратительными. Он ни разу не позволил ни одной женщине втянуть себя во флирт, попытаться завоевать его. Он всегда и с достаточной степенью холодности, а то и цинизма ясно давал понять, что женщин он выбирает сам, тех и тогда, когда ему это нужно. Сердец не разбивал, потому что никогда не давал ложных надежд…
Правда, однажды случилось нечто, что заставило его несколько, но несущественно изменить свой взгляд на кое-какие моменты. То была его третья экспедиция в южные широты: он тогда изучал муссоны и теплые течения, что брали свое начало в этих краях. Остановились на одном из островов. Совсем крохотный, он даже не значился на основной массе карт. Остров населяло племя, поклонявшееся женскому божеству. По вере туземцев, богиня раз в несколько лет спускалась на землю, чтобы воплотиться в смертную женщину. Воплощенная богиня была окружена всяческим почетом и уважением, и малейший ее каприз немедленно исполнялся. В этот раз, едва увидев прибывших на остров, она тут же заявила, что желает дракона с четырьмя глазами. Участники экспедиции даже сначала не поняли, о ком идет речь. А когда наконец сообразили, стали подшучивать. И едва ли не силой затолкали его в шатер богини.
Она, как и полагается небожительнице, была очень привлекательна. Хрупкая, невысокого роста, не такая, конечно, как его крошка Джози, в которой всего-то пять футов ростику, но рядом с ним казавшаяся весьма миниатюрной, большеглазая. Ее кожа отливала бронзой, а волосы были темнее воронова крыла.
Она подошла к нему, позвякивая множеством браслетов, положила руку на живот, обошла вокруг него, при этом он следил за ней взглядом: ему было крайне любопытно то, что она делает.
Наконец она отступила и вернулась к себе на ложе из пальмовых ветвей и каких-то цветов. И не глядя на него, но принимая при этом соблазнительную позу, проговорила (любой Садовник может понимать Цветок, на каком бы языке тот ни говорил, а то, что перед ним был Цветок, Ричард уже понял):
– Я ведь угадала: ты – Дракон? – она потянулась, как сытая кошка.
– Нет, я пока лишь рядовой Садовник. Мне еще очень далеко до настоящего Мастера-Дракона.
– Жаль, но крылья твои все равно прекрасны, – она похлопала ладошкой: мол, иди сюда. Он подошел, сел с ней рядом. От нее дурманяще пахло. Она потянулась и тронула крылья, которые не мог видеть простой человек. – Просто прекрасны…
– А ты у нас, значит… – он уже было протянул руку, чтобы коснуться чистого абриса ее лица, но тут же отдернул руку, считав ее силу: – …Венерина Мухоловка!
Она хищно и самодовольно улыбнулась.
– Ублажи меня! – протянула она, томно выгибаясь. – И если ты мне не понравишься, я велю тебя казнить.
– Вот как! А если понравлюсь? – поинтересовался он, потянувшись к ней. Он провел пальцами от плоского животика до плеча и спустился обратно, пройдясь по низкому поясу ее легкомысленной юбочки из тростника. Она прикрыла глаза и застонала.
– Если понравишься – тоже, – сказала она, мурлыча от его ласк, становившихся все более чувственными.
Ричард почувствовал себя мушкой, вокруг которой захлопывается зубастый ротик хищного цветка.
– Это почему же? – он обнял ее, заставив прогнуться, и стал исследовать языком кожу у нее за ушком и покусывать само ушко.
– Потому, – простонала она, цепляясь за его плечи и откидывая шейку, на которую он перебрался с жаркими поцелуями, – ни один мужчина на земле не должен касаться Живой Богини.
– Мне вот всегда было интересно, – сказал он, сдергивая с нее лифчик, сделанный из каких-то камешков и листьев, – как специалисту по символике цветов, – он задел ее упругие коричневые сосочки и начал с ними играть, не переставая при этом целовать ее шею и плечи; она извивалась и терлась об него, как кошка, – почему твой цветок обозначает гармонию?
– Подумай сам… – он избавил ее от юбочки и стал целовать живот, постепенно опускаясь все ниже, касаясь кожи не только губами, но и языком, от чего – он это явно чувствовал по ее телу бежали электрические искры. Он придерживал ее за округлые, идеальной формы ягодицы, и ей пришлось откинуться, чтобы предоставить ему еще больший доступ. Она запустила пальцы в его густые черные волосы и покручивала пряди… – Разве может быть что-то гармоничнее? Цветок, который считается более низшим в цепи эволюции, пожирает существ, которые, по общепринятому мнению, находятся выше по иерархической лестнице… – она прикусила губку, коротко ойкнув, когда он коснулся губами волос на ее лобке…
Ричард отстранился. Она была уже полностью обнажена и явно вся горела, в то время как он еще не снял с себя ни одного предмета одежды и совсем не хотел ее…
