Я продолжала делать вид, что не могу прийти в себя и всхлипнула еще раз.
– Вы будете говорить?
В ответ я переменила тон:
– Что вы ко мне пристали? Это смешно. Каждый мелкий воришка, украв, спешит сначала удостовериться, то ли самое он украл, что хотел… А вы…
Свет от сильного фонаря ударил мне в лицо.
– Черт! – выругался голос. Мне послышалась в нем нотка удивления. – Вы и тут очутились?
– Ведите себя вежливее, – прервала я незнакомца.
– Извините, – пробормотал торопливо голос. – Но время дорого. В моем распоряжении две минуты…
«И в моем!» – остро подумала я.
Снова на мгновенье вспыхнул фонарь. Я увидела опушку леса, неоседланную лошадь и приземистую фигуру человека в низкой круглой шапке.
Свет погас. Фонарь полетел вверх, вышибленный мною из рук человека.
Я очень точно рассчитала все движения. Вскочила на лошадь, держась за ее гриву. Не было стремян, и пришпоривать лошадь было нечем. Но я знала от отца способ заставить даже уставшую лошадь мчаться вскачь.
Нащупав уздечку, я резко дернула ее, и лошадь рванула вперед, как угорелая. Пригнулась к лошадиной шее. Над моим левым ухом пронеслась тонкая огненная струйка, опалив волосы. Ветви деревьев исступленно хлестали меня по лицу.
О, это была прекрасная бешеная скачка! Я снова почувствовала себя озорной девчонкой. Казалось, лошадь мчит меня в бездну. Это было жутко и хорошо…
Я понимаю лошадей. Дала своему скакуну свободу.
Лошадь перешла на мелкую рысь. Но вот она оступилась, и я полетела через ее голову на землю.
«Только бы не камни!» – подумала я, падая. И тотчас же очутилась на траве. Больно ушиблась. Слышала, как испуганная лошадь быстрым аллюром, галопируя, убежала от меня. Я осталась лежать в мокрой траве. Встать и идти было бы с моей стороны неосторожностью. Потом услышала, как очень далеко лошадь заржала тонким нетерпеливым ржанием…
Наступало утро. Туман исчезал. Где-то лаяли чужие собаки. А я надеялась на своих, что они найдут меня. Все равно мне было трудно идти. Туман промочил платье до нитки. И оно плотно облепило меня.
Утомленная, закрыла глаза. Разбудил меня влажный поцелуй в щеку. Это милый Анод нашел меня и, нежно повизгивая, лизал мое лицо.
XXVI. Скучно быть улиткой!
Не знаю, какое поручение дал Леонид Грохотову и о чем просил его. Но вскоре после завтрака Грохотов в сопровождении Луки отправился на лошадях в Саялы.
Леонид вызвал меня к себе.
На столе перед ним лежали большой фотоснимок и маленькая овальная коробочка, похожая по форме на разрисованную пудреницу или табакерку, какие делают под Москвой, в Федоскинской артели.
Леонид протянул мне фотографию. Я слышала, как он пробормотал:
– Лучше и нельзя… Портрет хорош.
Такое начало разговора мне не понравилось. У Леонида взгляд был жестокий, острый и чужой. Но я успокоила себя тем, что Леонид сейчас раздумывает над новыми затруднениями, которые возникли в связи с ночным происшествием.
С фотографии на меня смотрело лицо человека, который тогда (помните?) обмахивался парусиновой кепкой, потом обрывал лепестки роз на пароме и ехал со мной через Зеленое озеро.
– Видели вы когда-нибудь этого человека раньше? До того, как он похитил вас? – спросил Леонид.
Мне показалось, что лучше не быть уверенной настолько, чтобы сказать твердое «да». Подумала и решила – пусть сначала Леонид узнает меня. Успею еще заняться узнаваниями малознакомых мне людей.
– Нет, – ответила я, глядя прямо в лицо Леониду.
Тот кивнул головой.
– Вполне вероятно.
Леонид отобрал у меня фото и показал пальцем на овальную коробочку.
