— Духами опрыскали… Вот так поздравили! Ура-а…
Сверху падал душистый дождь.
Валентина Михайловна вытерла лицо кружевным платочком, вдохнула аромат душистых капель искусственного дождя, лившего из трех самолетных распылителей, безошибочно определила:
— «Крымская роза». Какая прелесть!
В парадном марше на центральную площадку вышли бесконечной вереницей юные авиамоделисты, построились. Вот запели горны, и торжественно ударил оркестр:
И тогда сотни моделей, легких авиаптиц, взлетели вверх, закружились, плавно качаясь в воздухе, и двинулись вдоль аэродрома мимо зрителей. Сотни тысяч людей крикнули:
— Ура!
Груздев тоже кричал «ура» и не сразу почувствовал, что Голованов вцепился в его руку:
— Владимир Федорович, а ведь вот она где… Впрочем, я вам после расскажу… Вы только наблюдайте.
Потом с разноцветными парашютами спускались парашютистки, а веселый голос смеялся из рупоров:
— Холостяки, не зевайте, любуйтесь, как самые красивые девушки в мире спускаются к вам с советского неба…
…Голованов почему-то не любовался парашютами, похожими на нарядные одуванчики, а пристально смотрел вдаль, где за рекой над перелеском кружилась большая авиамодель и никак не хотела приземлиться.
И даже в авто, возвращаясь с Груздевым в город, Голованов сидел молча. Валентина Михайловна щебетала, довольная:
— Знаешь, Лика, теперь все вернутся домой, надушенные «Крымской розой».
На следующий день Голованов был в мастерской раньше всех. Когда же пришел Груздев, он сказал:
— А у меня мыслишка, Владимир Федорович…
Они уединились в кабинете инженера. Голованов, к удивлению Груздева, запер дверь на ключ. Почему-то Груздеву в тот момент вспомнился Лебедев. Затем Груздев забыл обо всем и перестал удивляться. А карандаш Голованова все бегал по бумаге, вычерчивая несложную модель простейшего самолета:
— Если неприятель залезет на такой потолок, что его из зенитки не достанешь, — тогда как быть? — шопотом спрашивал Голованов. — Даром снаряды тратить? Трескотню разводить? А у меня мыслишка… Если бы к модели приладить крохотный моторчик, а модель бы с хорошей начинкой…
— Говори ясней, милый юноша, — нахмурился Груздев.
— И так говорю яснее ясного, Владимир Федорович… А управлять этой игрушкой можно на расстоянии, по радио. На нас, скажем, налет, а мы завесу из таких птичек развернем. Обыкновенный снаряд летит по траектории, только и всего. А наш снаряд будет летать по воздуху по всем направлениям, как нам на земле желательно.
— Вы, Ваня, говорите об оборонной технике? — серьезно и медленно произнес Груздев, называя в волнении друга по имени.
— А то как же? — спросил инженера Голованов. — Изобретал я машину капусту сажать. А теперь вижу, что надо наш советский огород не только растить технически, но и защищать технически.
Тут Голованов протянул карандаш Груздеву:
— Подработаем цыфирки вместе, а?
Тот взглянул прямо в глаза юноше, глубоко и с уважением:
— Вы, Иван Васильевич, коснулись вопроса, который важнее, чем мы даже думаем. Придется доложить товарищу…
Груздев взялся за трубку телефона, поднес ее к уху и карандашом начал вертеть диск, набирая нужный номер.
Один-на-один
Лебедев крупными шагами ходил по комнате своего одиночного заключения. Он отрезан от всего мира. Гуров тоже томится в одиночке. Лебедеву теперь многое становилось ясным. Он вспоминал все подробности таинственных происшествий, начавшихся два года назад, с первого появления Урландо на
