Лебедев улыбнулся, сказал иронически:
— Простите… Мы забыли о владельце этой каюты.
Медленно развертывая салфетку и засовывая угол ее за воротник гимнастерки, Лебедев любезно осведомился:
— Скажите, пожалуйста, что это за соус?
Штопаный Нос протянул Лебедеву соусник:
— Протертые крабы. Прошу. Здесь — рыба… Вот анчоусы. Они возбуждают аппетит.
— Нет, благодарю вас. Соленого и острого в жару не переношу, — еще раз улыбнулся Лебедев, накладывая на тарелку порцию отварной рыбы.
Гуров быстро взглянул на Лебедева и тоже положил себе рыбы, хотя ему хотелось попробовать анчоусов. Штопаный Нос взял в руку бутылку с вином:
— Ваш бокал!
Лебедев вежливо проговорил:
— Я не поклонник алкоголя. Он мешает вниманию… Если разрешите, я бы отдал сейчас предпочтенье газированной воде…
Он отхлебнул из бокала немножко, как бы с ленцой. Ему не хотелось показать, что он истосковался по воде. Отпил половину бокала, повернул лицо к Штопаному Носу:
— Теперь мы готовы слушать вас.
Штопаный Нос налил себе бокал прозрачно-розового вина:
— На каком языке мне начать? История рассказывалась мною когда-то на итальянском языке, потом на немецком. Внушительно можно бы рассказать на английском. Остроумно бы вышло на французском. Японский язык я знаю не блестяще. По-португальски — вы не поймете. Лучше я стану рассказывать на вашем родном языке.
Гуров заметил:
— Это самый лучший язык и самый понятный для всех.
— Тем более, что вы им достаточно хорошо владеете, — добавил Лебедев, принимаясь за рыбу.
Штопаный Нос задумчиво посмотрел на розовые искорки вина в своем бокале:
— Итак, что бы вы сказали, Лебедев, если бы в одно прекрасное время к вам явился молодой человек и заявил, что он разработал проект машины, истребляющей все, что ей попадется на пути?..
— Не знаю, — отозвался Лебедев, придвигая к себе судок с протертыми крабами.
— Вы не назвали бы его сумасшедшим?
Гуров вставил:
— Среди таких заявителей попадаются всякие.
— Но он не был сумасшедшим! — почти яростно вскрикнул Штопаный Нос.
— Кто же этот «он»? — вопросительно протянул Лебедев, невозмутимо наслаждаясь соусом, хотя в то же время он внимательнейше слушал, не упуская ни малейшей интонации в голосе собеседника.
— Человек, который хотел продать свое изобретение возможно дороже. Он создал проект машины, которая уничтожает все, превращаем живое в первобытную материю, в атомы, в ничто.
Штопаный Нос откинулся на спинку стула:
— Я пощадил, вас, чтобы вы сами убедились… Человек этот не был сумасшедшим. Это — инженер, химик. Он посвятил свою жизнь науке. Он думает, что наука должна помочь ему достигнуть величайшего господства над…
— Природой? — не утерпел сказать Гуров.
— Нет, над остальными людьми.
— Ага… Все остальное понятно, — усмехнулся Гуров.
Лебедев кивнул головой:
— Да, на принципиальную установку подобной машины у нас имеются существенные разногласия с этим человеком.
— Но все-таки она существует, эта машина. Я ее построил.
— Значит, этот человек — вы, Штопаный Нос? — тут Лебедев поперхнулся: — Простите…
— Не стесняйтесь. Я знаю кличку, которую вы дали мне. Во время химических опытов мне однажды попортило кожу лица. В результате — несколько безобразных шрамов. Но хирургия теперь довольно искусна. Остальное — дело протезной техники.
Штопаный Нос вынул что-то из кармана и, широко расставив пальцы, приложил ладонь к своему лицу. Лебедев и Гуров отшатнулись в изумлении. Лицо собеседника переменилось, как будто ему пришили новую голову. В правый глаз его теперь был вставлен щегольской монокль, а на месте вдавленного носа красовался правильный римский нос с горбинкой; на верхней губе пушились прекрасные каштановые усы.