этой горы заворочались два больших разноцветных шара. Она не знала, что это были человеческие глаза. Во всяком случае, муха испугалась, завертела крылышками и прямиком вылетела через форточку.
Голованов инстинктивно, будто охотник за ускользнувшей дичью, посмотрел вслед мухе и чрезвычайно изумился: муха пролетела над человеческой головой. Голова принадлежала Башметову. Да, Башметов стоял неподвижно, как изваяние, спиной к Голованову, опершись левым плечом о подоконник. Видно было только, что двигался его правый локоть. Смотрел Башметов в окно, надо предполагать, более чем пристально. Но Голованов думал только об обидевшей его мухе и торжествующе закричал ей вслед:
— Убью гада!
Вдруг Башметов поднял руки кверху и прыгнул к Голованову:
— Иван Васильевич, вы с ума сошли…
Но тот морщился и держался за кончик носа:
— Проклятая цокотуха… Ужалила… Чтоб ей пусто было!
Лицо Башметова набухло раздражением:
— Какая муха? У вас, наверное, прилив крови к мозгу. Тут и мух-то нет ни одной. Как вы меня испугали! Разве так можно? Какой-то бешеный.
Голованов покраснел:
— А вы чего колдуете у окна?
Башметов поджал губы:
— У меня голова закружилась. Я хотел открыть окно, у нас такая духота…
Он жадно выпил воды из стакана и молча склонился над чертежом.
Когда минут через десять Голованов поднял голову, то увидал, что Башметов стоит у стола и раскладывает на нем какие-то кусочки бумаги. Он не мурлыкал, хотя и был необычайно сосредоточен. Внезапно он повернул голову. Глаза их встретились.
— Что вы подсматриваете за мной? — необычно злым тоном быстро прошипел Башметов.
Но, может быть, это только показалось Голованову, потому что сейчас же Башметов дружелюбно кивнул головой, как бы приглашая к себе.
Голованов, подойдя к нему, увидал на столе кучку марок. Башметов пошевелил кучку пальцами:
— Коллекционирую. С первого класса, как в школу попал. Была у нас такая мода. Приготовишки перышками занимались, мы — марками. Вчера купил их на тридцать рублей, да так в пиджаке и оставил. Сейчас хватился — что такое в кармане? Полез — гляжу, вчерашняя покупка.
Он стал раскладывать марки на столе:
— У меня интересные экземпляры есть. А коллекция… сто альбомов. Но только дома. А здесь, посмотрите…
В голосе Башметова Голованов уловил оттенок какой-то иронической жалости:
— Вижу, незнакома вам, Иван Васильевич, эта отрасль науки и искусства, называемая «филателия», — любовь к знакам почтовой оплаты, то есть маркам, штемпелям, бандерольным наклейкам. А какие встречаются художественные рисунки, сколько изобретательности и вкуса бывает у этих неизвестных художников, создателей почтовых марок! Какая масса курьезов!
Башметов необычайно оживился и даже стал размахивать руками.
— В Клондайке, например, — вдохновенно повествовал он, — ах, в Клондайке, Ванечка, двести лет назад вместо штемпеля к посылке приклеивали рысье: ухо с кисточкой. А почтовые марки… О, марки; марочки, милые марочушечки! Когда я их разбираю, то чувствую себя малышом первого класса. Счастливая, невозвратная пора детства…
— Это что за марка? — перебил Голованов.
На марке плыл зеленый лебедь по голубой воде, в орнаменте из тонких перистых пальм.
— Красива штучка? — подмигнул Башметов. — Марка с острова Тасмании. Выпуск прошлого года. Вчера купил два экземпляра. А вот в таком же стиле, тоже с лебедем, но вокруг не пальмы, а бананы и слоновьи клыки. Это — с Золотого берега, в Африке. Таких у меня четыре экземпляра. Вот мы их и отложим…
Башметов аккуратно взял две «Тасмании» и четыре «Гвинеи» и завернул их в кусочек бумаги, так что получился крошечный конвертик, и даже заклеил его гуммиарабиком. Спрятал отдельно в бумажник.
— А это — чепуха… — заметил Башметов, сваливая остальные марки в просторный конверт и запихивая его во внутренний карман пиджака. — Ну, давайте трудиться, Ваня, — заботливо добавил он. — Дело не ждет, посоревнуемся на мировую. Кто скорее закончит задание, тот получает порцию пломбира. Ну?
— Идет! — дружески согласился Голованов.
