– Толье провоцирует войну против Союза… Наши противники бредят войной… Надвигается ужас.
– Вы паникерствуете, доктор, – улыбнулся Гэз. – Буржуазному теляти нас не поймати… Мы зубастые… Есть такая русская пословица?
– Нет такой пословицы, – расхохотался Михаил Андреевич. – Но это очень хорошо сказано… Впрочем, мы отклонились от темы… Как нам быть сию минуту? Ведь Толье только что сошел с парохода.
– Толье в городе! – приподнялся Гэз. – Идем… Веди, Михаил Андреевич.
Все двинулись. Повернули за угол против большого дома профсоюзов и столкнулись с человеком, который важно шел в расстегнутом белом кителе и опирался на крючковатую кизиловую палку. Tax вежливо уступил ему дорогу. Человек в ответ слегка приподнял панаму и скрылся за углом, откуда только что вышли Tax, Гэз и Михаил Андреевич.
Мишутка через минуту налетел на них.
– Почему вы не схватили?
– Что? – изумился Tax. – Кого?
Мишутка трясся в злобе.
– Этот… в панаме и в кителе… был Толье.
– Не может быть, – двинул челюстями Гэз.
– Я, товарищ Гэз, ручаюсь. Он вошел в духан Мамет-Оглы. Я дожидался, как вы сказали. А он выходит из другого духана и прямо на меня. Переоделся, но я его знаю, он, когда шагает, то потрясывает левым плечом, вот этак… Он сюда, а я за ним… Как приказали.
– Черт! – крикнул Гэз и бросился обратно на набережную.
Наискось залива быстро резала водную гладь моторная шлюпка. Кто-то выпрямился на ней и махнул белой шляпой по направлению к городу. Мальчишки радостно завизжали и засвистели на берегу.
– Идемте есть мороженое, – сурово оказал Гэз. – Жара начинает накручивать.
Сели за столик. Tax и Мишутка злобно смотрели вслед удалявшемуся мотору. Гэз обвел товарищей взглядом:
– Не дожидаясь ничего, завтра выступаем. Я теперь понимаю все.
..Горная дорога вьется выше и выше. По сторонам, то расступаясь, то приближаясь, стоят громады скал. Ползучие растения спускаются сверху, опутывают корявые, высокие буковые деревья, самшит с его пушисто-жесткими листьями, крепкоствольные пихты. Камни висят на склонах гор и, кажется, вот сейчас оторвутся и скатятся вниз, все сокрушая на пути.
Гэз ехал на маленькой горной лошадке, зорко осматриваясь и положив руку на торчащий у седла кольт. Уже четыре дня едет растянувшийся караван. Два перевала пройдены. Сейчас третий. И опять ночевка в горах. Тревожный сон под тяжелой буркой. Пронзительный вой голодных шакалов и свист ночного ветра.
Проводник впереди дал знак, и Гэз остановился.