ромашковым отваром, лепил на нее паутину и всякие листья. А отец слег, и чем дальше, тем ему было хуже. Когда уходили, он Сакса и не узнал, принял за среднего сына, Грэма, что сгинул на военной службе.
Утром, за завтраком, вышла ссора. Когда Сакс велел Ушастому покормить пленника, поднял голос Половинка:
– Руки ему не развязывай. А как поест, сразу заткни рот. А то наколдует чего.
Ушастый кивнул, отломил кусок лепешки и пошел к лучу. А Половинка угрюмо зыркнул на Сакса.
– Только хлеб переводить на ублюдка.
Сакс отложил свою лепешку и, прищурившись, глянул на него в упор. Но Половинка не угомонился, а бойцы притихли, насторожились.
– Сразу бить надо было. Теперь точно нас проклянет. За десятину. Да еще мудрые озлятся, беда бу…
– Заткнись, – велел Сакс; кое-кто из бойцов недовольно заворчал, пока под нос и неразборчиво.
– Не тебе указывать, мальчишка, – разошелся Половинка, чуя поддержку. – Подведешь нас…
– Заткнись и послушай, огородник, – так же тихо повторил Сакс. – Вы сидите в своих норах, не смея высунуть нос, грабите своих же, деревенских, защитнички Ллировы. А как только дело дошло до прищемить щукам хвост, порскнули в кусты. Ты боец или заяц?
Половинка набычился, схватился за нож и открыл рот, но Сакс его оборвал:
– Зайцы нам не нужны, так что дойдем до лагеря – и проваливай. А посмеешь еще вякнуть в походе, повешу как предателя.
– Один останешься, с такой-то прытью. – Половинка хмыкнул. – Храбрый гусенок.
Поднялся и пошел к своей лошади. Остальные, быстро дожевав, тоже принялись быстро и молча собираться. Половинку не поддержали, но и Сакса тоже. Зайцы. Щучьи подстилки.
– Зря ты так, Даро, – укоризненно шепнул ему Мэт, догнав уже на тропе. – Щуки не простят потерянного обоза, начнутся облавы. А нас слишком мало.
– И будет еще меньше, Мэт, – так же тихо ответил Сакс. – Если мы станем такими же зайцами, то следующего кузнеца просто сожгут, и никто не посмеет за него заступиться. Ты этого хочешь? Чтоб твоего Ушастого потащили на костер, а односельчане смотрели и сетовали, что прозевали злого колдуна?..
– Тише ты, разошелся. – Мэт покачал головой. – Да прав ты, только вот… эх…
– Не эх, а прав, – поравнявшись с ними, сказал Охотник. – Глядишь, этак-то и не сдохнешь.
– А, вот оно что… – протянул Мэт, глянув на Охотника. – Пойду я, чего на обед подстрелю.
Мэт растворился в лесу, Охотник тоже, но с другой стороны. Сакс остался во главе отряда один.
– А мы с Пирсом в Ротенбит пойдем, – бросил Ушастый за спиной; его навьюченная добычей из обоза лошадь согласно фыркнула. – Вот отоспимся – и сразу. Мать навестим, рыжей вдовушке крыльцо поправим. А, Сакс? Пошли с нами?
– Пойдем. Мать навестить надо, – снова подумав об отце, согласился Сакс.
Про рыжую вдовушку и мельникову сестру ему думать вовсе не хотелось, а вспоминалась снова Лиле. Правильно она ушла, хоть и жаль было отпускать. Но девице не место в лагере, среди голодных и озверевших без женской ласки мужиков. А фейри – тем более не место. Найдется еще какой умник, испугает ее железом – тогда Саксу ее вовек не найти.
До первых дозоров добрались перед самым закатом.
– Откуда столько добра-то? – послышалось из кустов, прежде чем оттуда вывалился на тропинку смешливый вихрастый паренек с рукой в лубке. – Никак, щучьего короля обобрали?
– Короля не короля, а Асгейровых разбойников пощипали, – похвастал Ушастый.
– Да ну?
Паренек вытаращил глаза, а Ушастый принялся заливать: они-де герои, огненного змея, что мудрые напускают, не испугались, да стражи немерено положили, да щучий король теперь все локти искусает! Сакс поморщился: а ведь пару месяцев назад он бы и сам вот так, про полсотни стражи и колдовство, да на всю деревню. Дурной был, что твоя Тянучка.
– Хватит уже, – оборвал Сакс Ушастого, – а то еще кто поверит в змея-то.
Вихрастый паренек разочарованно вздохнул: уже поверил.
– Долго вы, – сказал Саксу. – Невеста твоя заждалась.
Какая такая невеста, хотел переспросить Сакс, но подумал: если паренек верит в огненных змеев, такого понарасскажет, что мало не покажется. Лучше самому выяснить. Потому только кивнул и прибавил шагу. А паренек все выкладывал новости, соскучился, видать, в дозоре сидеть и на клены глядеть.
– …а старик Фианн и говорит, колдовство все это!
Кажется, Сакс все же пропустил в трепе вихрастого что-то любопытное.
– Колдовство? – переспросил он.
– Ага! Настоящее колдовство! Не может быть, чтоб кузнец ваш безо всякого колдовства раскаленное железо руками хватал. И Асгейрова вода на него показала, и память он потерял, потому что колдуны, коли колдовать не могут, вмиг становятся как дети малые.
