биатлонной малокалиберки – и на полного мастера спорта. Но Капелька смотрела с такой верой в светлое будущее косо-рылого мутанта… Черт. Не отвлекаться!
Десятку из десяти он выбил. Без выпендрежа, хоть и подмывало изобразить мистера Смита. Только, в отличие от мистера Смита, он не брал в руки винтовку уже пять с лишним лет. Но для счастья Лильке хватило просто слона. Обняла его так, что руки зачесались пристрелить, хоть и плюшевый. На всякий случай.
Вместо этого он ее поцеловал. Кто-то из мужиков одобрительно засвистел. Лилька, правда, дернулась. Черт. Ну нельзя же быть настолько трусишкой! Поцелуи на публике ее смущают, господи ж боже ж ты мой!
– Кажется, я проголодался, – шепнул ей в ушко и ласково прикусил. – Пожаришь мне честно добытого мамонта?
Прыснув, Лилька вывернулась и отпрыгнула.
– Не дам мамонта! Он редкий, и вообще…
– Еще зеленый, точно. Я передумал. Пошли в ресторан.
По дороге из тира им снова повстречался несчастный заморенный верблюд. Лильке стало его так жаль, что Ильяс предложил подарить верблюду сомбреро. Ибо что может утешить верблюда, как не настоящее мексиканское сомбреро, напоминающее ему о родных колючках? Лилька согласилась. Сама нахлобучила на бедную животину шляпу и сама, под съемку, изобразила поцелуй в морду. Верблюд офигел. Мимоходящий народ тоже. А Ильяс вдруг понял, что счастлив до безобразия. Так, как никогда не был даже в детстве. Особенно в детстве.
В «Седьмое небо» Ильяс ее не повел, хоть и хотелось. Трусишка боится высоты, даже на американские горки смотрит с ужасом. Пришлось ограничиться уютным ресторанчиком с живой музыкой, из тех, что Лилька называла скромной роскошью. Народу было немного, лишь несколько бизнесменов и небольшая компания в дальнем углу.
Окрошки уже перехотелось, да здесь и не подавали, зато подавали вкуснейший стейк из ягненка. И мороженое для совершенной натуры нашлось, как она и хотела – с фруктами. И с хорошим французским шампанским. Все же в некоторых вопросах Ильяс предпочитал профессиональному эпатажу здоровый консерватизм.
– А я вечером на Арбат собиралась, – сказала она, глядя как Ильяс разливает шампанское – сие важное дело он не доверил официанту. – Но, наверное, не отпустишь.
– Не отпущу. – Ильяс улыбнулся. – Если украдут, как я буду без тебя, жизнь моя?
Протянул ей бокал. Лилька рассеянно его взяла и принялась что-то считать на пальцах. Скорее всего, варианты – каким именно он будет. Насчитала десяток, потом пальцы кончились – и предъявила оба кулачка.
– Вот! Можно и дальше, но мороженое растает.
Ильяс только и мог, что покачать головой и постараться не рассмеяться. Получалось не очень, потому он поймал в ладони оба кулачка сразу и перецеловал пальчики, чтоб разжались, – а заодно спрятал усмешку.
– Все равно не отпущу. – Для убедительности прикусил сбоку мизинчик, самое верное средство от вредности. – И пока твое мороженое не растаяло…
Левой рукой удерживая ее пальцы, правой достал из кармана колечко: белое золото с зеленой шпинелью, эскиз нарисовал в первую ночь, когда Лиля осталась у него, а сегодня, по дороге из аэропорта, забрал у приятеля-ювелира. Глядя в растерянные глаза, надел ей на безымянный палец. Снова поцеловал руку.
– Выпьем за совершенство, любовь моя.
Отпустил, взялся за бокал, другой рукой достал из кармана парное кольцо, мужское, с почти черным аметистом. Зажал в кулаке.
– Ну Ильяс! – заныла, намекая, что шампанское от любопытства не помогает.
Еще очень хотелось снять ее сейчас, вот такой, но было страшно сделать что-то не так – впервые за много лет. И спрашивать, что собирался, тоже. Почему-то уверенность в том, что она согласится, пропала. А если она откажет и, не дай боже, уйдет от него – это будет очень плохо. Она никак не должна уйти.
Вдруг поймал себя на мысли, что будет не просто плохо, но еще и больно. А это неправильно. И потому просто сказал:
– Знаешь, когда-то я мечтал найти свою идеальную натуру… и вот – нашел. Ты не просто прекрасна, любовь моя. Ты – совершенство. А это кольцо… Не снимай, хорошо? Не надо мне ничего обещать, просто носи его.
У нее сделалось такое лицо – смущенное, бровки жалобно задрались, а глаза засмеялись. Чуть подалась вперед, открыла было рот… Ильяс уже почти раскрыл ладонь, почти поверил, что все будет хорошо. Вот прямо сейчас – она тоже наденет ему кольцо, согласится за него выйти… господи боже ж мой, он сам, добровольно, собирается жениться? И боится, что ему откажут?!
И тут рядом раздалось:
– Илья Сергеевич, какая удача! Позвольте мне к вам…
Как хорошо, что револьверы – бутафория, подумал Ильяс, пропуская мимо ушей восторженную чушь. Очень, очень хорошо. А то рисовал бы он свою
