случается изжога. Улыбка и поклон, точно по этикету, впечатления не сгладили, скорее наоборот.
Зато Мэт приезду лорда искренне обрадовался. Поймал на полдороге к покоям, заманил в кабинет и выложил присланные купцами счета, три письма от леди тану Мэйтланду и два – отцу. И сообщил, что в одной из окрестных деревень сожгли мельника.
– Мудрый с тремя лучами, – покачал головой Мэт. – По виду луайонцы. Заехали в деревню, вроде хлеба купить, говорили, направляются в Эллисдайр. Назавтра мельник пропал. А через день мальчишки нашли в лесу, у древнего солнечного камня, свежее кострище с костями. – Помолчал и добавил, вроде в никуда: – Мудрых у нас давно видно не было. А леди воспитана в луайонской вере.
Это Сакс тоже знал. Но чтобы в его Эллисдайре снова жгли людей, как при рыбниках?!
– Мудрых найти и повесить, – велел Мэту и отправился, наконец, помыться и переодеться с дороги.
В покоях его ждала служанка. Молоденькая, лет пятнадцати, миленькая и перепуганная.
– Миледи велела помочь вам вымыться, мой лорд, – прошептала, не поднимая глаз, и попыталась расстегнуть на нем дублет.
Помочь вымыться, согреть простыни… Похоже, для леди муж так же желанен, как она для него.
– Нет нужды. – Отвел девичьи руки и покачал головой. – Принеси чистое, ужин и передай леди, что приду в ее покои через час.
Леди ждала в постели, откинувшись спиной на высокие подушки. В спальне было полутемно из-за закрытых ставен, тяжело и пряно пахло фелимскими благовониями, даже голова закружилось. Полдюжины свечей горели в вычурном подсвечнике у самой постели, бросали блики на край тяжелого шелкового балдахина, вышитые простыни и резной столик драгоценного розового дерева. Тот самый, что леди взяла под «тан Эллисдайр оплатит». Несомненно, оплатит. Для танского бюджета это сущие мелочи, но и содержание супруге он положил вполне достойное. Не меньше, чем Киран своей Белинде. Вот только Белинде почему-то хватало.
Прикинув, что лучше будет вычесть все, что потрачено сверх, из содержания на следующий год, нежели заставлять супругу возвращать столик, зеркало и прочие роскошества, Сакс велел себе вспомнить, что пришел он не воспитывать леди, а выполнять долг перед отечеством. Все прочее немного подождет.
Он улыбнулся.
– У вас изысканный вкус, моя леди.
Она не ответила, и ладно.
Раскрыв один ставень, чтобы разогнать тяжелый запах, Сакс загасил пальцами половину свеч, скинул рубаху на столик и сел на край постели. Накрыл ладонью лежащую поверх одеяла руку – холодную и влажную. Тут же захотелось вытереть пальцы, словно он коснулся гадюки. Сакс мысленно себя обругал: нравится супруга или нет, а обижать ее попусту не следует. Ее тоже не спросили, хочет ли она замуж за тана Эллисдайра.
Но леди выдернула руку.
– Не тяните, лорд, – в голосе отчетливо звучала брезгливость.
В «Шпоре» встречают радушнее, подумал Сакс. Ну и Ллир с ней, пусть спит спокойно. Сегодня. Время есть, Брандон не ждет его обратно немедленно. А завтра – по методу Кирана. Кувшин наливки, и будет все равно: жена, бордельная кобылка или змея.
– Вижу, вы мне не рады. Что ж, тогда сегодня буду ночевать у себя.
Поднялся, прихватил свою рубаху и пошел к двери.
– Значит, правду говорят, милорд, – догнал его насмешливый голос, – что как спутались с лесной ведьмой, так мужской силы и лишились.
Сакс замер. Резко заболела чужая рана под ключицей, пахнуло стылой озерной водой, кровью и жалей-травой. Рука сама дернулась к поясу, за несуществующим клинком, словно там, за спиной, была не супруга, а Марк с луком на изготовку…
Медленно выдохнув, Сакс напомнил себе: леди – не Марк. Убивать ее противно, к тому же будет слишком много мороки с лордом Реганом и прочей шушерой.
Обернулся всем телом, будто на веревке потянули. Леди по-гадючьи улыбнулась и повела плечом. Одеяло с нее сползло почти до пояса, а ленты сорочки зашевелились, как змеиный клубок.
Вернувшись к кровати, постоял, разглядывая леди. Усмешка с ее лица сползла, на лбу выступил пот. Руки скомкали край одеяла.
– Вы забываетесь, – сказал Сакс очень тихо и спокойно. – Не советую этого делать дальше. Крестьяне, видите ли, тоже могут забыться и поучить леди достойным манерам по-крестьянски, плетью на конюшне.
– Вы не посмеете, мой отец…
– Продал вас на племя, но забыл объездить, – так же ровно продолжил Сакс. – Если вы посмеете сказать хоть слово об озерной деве, вы очень пожалеете, что не онемели при рождении. Добрых снов.
Сам он толком не поспал: стоило закрыть глаза, виделась Лиле. То она встречала его в лагере, бросалась на шею и шептала: «Мой Эри!» То ела землянику с его ладони и смеялась, то плавала вместе с ним в озере. А он все хотел объясниться, сказать, что жена – это ничего не значит, она ему не настоящая жена, и он любит только Лиле, и ждет ее, и… Она закрывала ему рот ладошкой, качала головой и повторяла: «Не надо обещаний, Эри». И улыбалась – светло, грустно. Понимающе.